Последний секрет плащаницы - Анхель Гутьеррес Страница 24

I век, Иерусалим

В последнюю неделю земной жизни Иисуса из Назарета, накануне Пасхи, в Иерусалим прибыл Леввей, посланник из города Эдессы. Некоторое время назад молодой царь Авгарь Уккама узнал от купцов и путешественников о пророке из Галилеи и его учении. Желая принять на своей земле этого святого человека, ненавидимого властями на родине, царь решил отправить к Иисусу посланника, чтобы тот уговорил его оставить родные края и поселиться в Эдессе, где бы он мог свободно проповедовать свое учение.

Путешествие по пыльным дорогам Иудеи было в высшей степени изнурительным. Солнце, несмотря на время года, нещадно припекало, и путники, спасаясь от палящих лучей, вынуждены были с головой закутываться в светлые просторные одежды. Достигнув наконец Иерусалима, Леввей был весь в пыли: она набилась ему в сандалии, проникла во все его поры, осела на бороде и засаленных, мокрых от пота волосах, сделав их жесткими и сероватыми. Во рту у него пересохло, а глаза были красны.

У источника Гихон, находившегося с юго-восточной стороны Иерусалима за городской стеной, Леввей остановился, отряхнул от пыли сандалии и хитон и вымыл лицо и руки. Вода несколько освежила его, отчасти восстановив растраченные в дороге силы. Ему пришлось проделать долгий и утомительный путь, и теперь он был уже почти у цели.

Окинув взглядом лежавший впереди город, Леввей вошел в него через Водные ворота, располагавшиеся неподалеку от Гихона. По правую руку возвышался величественный Иерусалимский храм, а по левую находилась старая часть Иерусалима — город Давида, возникший в древние времена при этом прославленном еврейском царе.

По дороге Леввею попался римский патруль, выходивший из одного из узеньких переулков города Давида. Это был отряд из десяти легионеров, и возглавлявший его декурион нес свой шлем в руке, вытирая с лысой головы обильно струившийся пот. Жара стояла невыносимая, и на лице декуриона читалось неописуемое отвращение к варварскому знойному краю, в котором он вынужден был нести службу.

Леввей на безупречной латыни обратился к декуриону с вопросом, но тот, даже не узнав, кто перед ним, молча отстранил иностранного посланника и двинулся дальше. Очевидно, он, как истинный римлянин, считал ниже своего достоинства разговаривать с варваром. Задетый пренебрежением воина, Леввей решил спросить дорогу у кого-нибудь другого и пошел по направлению к дворцу Асмонеев, находившемуся в центре Иерусалима. Там он спросил у одного из торговцев, как пройти ко дворцу римского наместника. Человек посмотрел на Леввея с сомнением, думая, что он шутит, но потом любезно объяснил ему дорогу. Несомненно, удивление торговца было вызвано тем, что Леввей, одетый в еврейскую одежду, казался с первого взгляда иудеем.

Резиденция римского наместника — крепость Антония, находившаяся у северной стены храма и намного превосходившая по высоте городскую стену, грозно возвышалась над городом. По дороге к крепости Леввей прошел мимо главного фасада храма и заметил, что внутри было полно торговцев — как евреев, так и язычников (хотя последним по древнему закону запрещен был вход во святилище). Все они продавали ягнят и козлят для пасхального жертвоприношения, а также всевозможные другие товары — ремесленные изделия, ткани, украшения и безделушки. Леввей посмотрел на суету, царившую в храме, и удивился, как подобное могли допустить в доме Бога евреи-единобожники.

Еще не дойдя до крепости Антония, посланник вынужден был остановиться, как и все остальные прохожие: улицу занял возвращавшийся в свои казармы римский гарнизон. Люди, остановившиеся по краям дороги, уныло смотрели на шествие римских солдат, ставшее привычным за долгие годы, но по-прежнему действовавшее удручающе.

Рядом с Леввеем стоял человек, выделявшийся среди остальных евреев гордым выражением лица. Это был еще довольно молодой, высокий и смуглый мужчина с крупным орлиным носом.

— И так изо дня в день… — тоскливо сказал он тихим, глухим голосом.

— Вижу, ты не смирился с властью римлян, как большинство твоих соотечественников, — сказал Леввей незнакомцу.

Человек взглянул на него с горькой усмешкой:

— Не знаю, откуда ты пришел, чужестранец, но ты плохо знаешь нас, иудеев: мы никогда не смиримся с иноземным владычеством. Так было всегда в истории нашего народа, так оно и теперь.

— Что ж, раз ты так говоришь, значит, так оно и есть — ты знаешь свой народ… А я прибыл издалека, из Эдессы. Мое имя Леввей, и меня послал сюда мой царь, чтобы я отыскал пророка Иисуса из Назарета.

— Если ты ищешь Иисуса, то вряд ли я смогу тебе в этом помочь, Леввей. Иисус, проповедуя, странствует повсюду со своими учениками, и никто не знает, где и когда он появится. Но позволь мне представиться: я Симон Бен Матфий, член Синедриона. Окажи мне честь, пообедав со мной в моем доме, Леввей. Там мы и поговорим об Иисусе.

— Ты оказываешь мне большую честь своим приглашением, и я с радостью его принимаю. Но сначала я должен побывать во дворце римского наместника Понтия Пилата, чтобы передать ему письмо от моего царя.

— Хорошо, приходи, когда закончишь свои дела. Я живу неподалеку от крепости Антония. Пойдем вместе, и я покажу тебе по дороге, как найти мой дом.

Симон был благородным евреем, членом Синедриона, и в глазах этого открытого, приветливого и набожного человека таилась уверенность, что рано или поздно терпению его народа придет конец. Синедрион поддерживал римские власти в обмен на сохранение за ним религиозного и духовного влияния в еврейском обществе. Этот совет имел также некоторый вес в судебных делах, однако последнее слово всегда было за римлянами, так же, как и право определять и приводить в исполнение наказание.