Страшный зверь - Фридрих Незнанский Страница 20

А сам он тем временем принялся посвящать Турецкого в подробности диагноза и лечения. О перспективах выразился туманно, кома — вещь непредсказуемая. А положение Ванюшина можно охарактеризовать как стабильно тяжелое. Была проведена операция, но пули извлечь не смогли. Пока. Очень она плохо «сидит», — в предсердной сумке, фактически упирается в сердце. Хирург, который уже оперировал, опасается за печальный исход. Специально для консультации ими вызван известный хирург из Москвы, который должен прилететь не сегодня — завтра. И время поджимает, короче говоря, одно к одному. То есть ничего хорошего. Правда, бывали случаи, когда человек оставался жить, но это, скорее, исключения.

А супруге Ванюшина, естественно, об этом не сказано ни слова, рано еще расстраивать, может, и обойдется, может, окажется тот самый счастливый случай. Но выражение лица Судакова указывало на то, что, скорее всего, по его мнению, не обойдется. Жизнь продолжают поддерживать, однако… Поэтому он и не берет на себя смелость сказать об этом Валентине Андреевне. И Турецкий понял начальника госпиталя так, что тот хочет воспользоваться удобной ситуацией и переложить эту неприятную миссию на плечи Александра Борисовича. Ну, это еще как посмотреть…

Он даже восхитился внутренне, когда увидел, как гордая и неприступная Валя вошла, как спокойно и холодно выслушала начальника госпиталя, а затем и господина Турецкого, лишь кивая вместо ответов. Между тем Александр заметил, что за это короткое время Валя сумела произвести на Судакова неотразимое впечатление, тот так и сиял невольно, поглядывая на нее и совершенно не соответствуя моменту, о котором только что говорил.

«А он — порядочный кобель, — подумал Саша. — Хотя Валя такого пристального внимания, конечно же, стоит. Турецкий, а где были твои глаза?»

Впрочем, собственный вопрос показался ему чисто риторическим, ибо уж сам он-то знал, где они были.

«Значит, что же, совсем уже запутался? Но если нет, то почему взгляды доктора на эту, действительно красивую женщину вызывают у тебя жгучую ревность? Или это только неутолимая жажда постоянно удовлетворять свой собственный приоритет? Сложный вопрос — на засыпку, как говорится… Но это все — чушь по сравнению с тем, что, вероятно, часы Геры уже сочтены. А Валюше действительно придется приготовиться к худшему варианту. Если не произойдет чуда…»

Между прочим, само по себе чудо — не такое уж и… чудо, если рассуждать по правде. Про Турецкого тоже так говорили, не верил уже никто. А Ирка верила. И он поднялся на ноги. И бегает теперь. Снова бегает… куда вот только, это — вопрос… Так что ничего нельзя исключить, надо надеяться до последнего. Вот это он, пожалуй, и скажет сегодня Вале. Хотя, может быть, она сама уже обо всем догадывается, — у этого врача любые его мысли, кажется, на сытой физиономии написаны. Даже фальшивая озабоченность. Ну, конечно, для кого-то — горе, а у него — всего лишь неудачный эпизод в долгой врачебной практике…

Чтобы не обострять своей же игры, Турецкий озабоченным тоном предложил Валентине Андреевне встретиться сегодня же, можно немного позже, когда она освободится, чтобы уточнить кое-какие вопросы, касающиеся финансовой стороны организации дальнейшего ухода за раненым ее мужем. Она не очень охотно с ним согласилась, при этом вопросительно посмотрев на Судакова. А тот, казалось, был готов в лепешку разбиться ради нее. Лишь бы она не уходила так скоро. Но Турецкий передал ей свою визитную карточку с номером мобильного телефона и попросил позвонить, когда она освободится.

Дело в том, что прокурор выделил ему машину, и он готов подъехать за ней. Погода сейчас скверная, холодный дождь, пронизывающий ветер, недолго и серьезно простудиться. Вон, только что разговаривал с прокурором, так на него было просто жалко смотреть, так выглядел болезненно. Да и пришел-то на службу собственно лишь для того, чтобы встретиться с ним, Турецким.

— Здесь хороший народ, понимающий, — серьезно констатировал Александр Борисович, едва заметно подмигнув Вале, — все прониклись вашей бедой, Валентина Андреевна, и искренне сочувствуют. Да и пока остается надежда, что сильный организм Германа Николаевича поможет ему выкарабкаться. Да, будем надеяться.

А вот на что надежда, он не сказал: пусть Судаков сам догадывается, что имеет в виду первый помощник генерального прокурора, предоставив ему право самому подыскивать для себя подходящие слова.

Вообще-то, он подумал, что Валя за те два часа, что провела здесь, уже выяснила для себя основное. И теперь надо заняться организацией постоянного дежурства у постели больного. Об этом он и заговорил с главврачом, полагая, что Валентине договариваться на эту тему с ними будет сложнее. И правильно сделал, он сразу же уловил ее благодарный взгляд, осторожно брошенный на него.

Разумеется, немедленно обнаружились сложности: где взять свободную санитарку или медсестру? Может, супруга предложит кого-то со стороны? Но лучше, конечно, самой. Глаза жены всегда имеют преимущество перед всеми остальными, как ни старайся их заинтересовать в материальном отношении. То есть, другими словами, Судаков хотел, чтобы именно Валя постоянно дежурила здесь, так ему спокойнее. Почему только так, оставалось догадываться, но Турецкий не собирался решать этот кроссворд, слишком красноречивым было предисловие. И он предложил прямо сейчас, не отходя, что называется, от постели больного, договориться с медсестрами. Они вряд ли откажутся от ночных дежурств, если им хорошо заплатить. Но это вовсе не исключает и присутствия в палате жены. Все это Турецкий излагал, исходя из собственного опыта, и начальник вынужден был, к своему неудовольствию, с ним согласиться. Тут же обговорили просьбу со старшей медсестрой, которая очень охотно пообещала посодействовать. Заработки здесь наверняка были мизерными.

Валя сказала, что днем они могут чередоваться с мамой, которая уже была тут и все знает, она и не отказывается. Кажется, шансы доктора падали у него же на глазах, и они у него заметно поскучнели.

«Ах ты, сукин сын!» — думал Турецкий, совершенно не соотнося эти слова с самим собой. Еще чего не хватало! Он решил прямо сегодня же позвонить Косте с тем, чтобы тот срочно обеспечил Валентине приличную материальную помощь от прокуратуры, нечего ссылаться на бедность! Разговор на данную тему был Саше не внове, а вот Вале денежки окажут серьезную материальную поддержку. И пусть Костя только попробует финтить, ему же хуже…

Короче говоря, не прошло и часа, как Валя освободилась, чтобы дать официальные показания по поводу некоторых соображений Александра Борисовича, которые он, как должностное лицо, естественно, тут же и высказал. А для этого им надо было найти подходящее место для разговора под протокол. И с ней, и с ее матерью, которая тоже могла что-то знать о расследовании Германа Николаевича, он ведь жил рядом с ней, возможно, они обменивались мнениями. Аргумент железный, начальник госпиталя вынужден был согласиться с ним и дать свое разрешение на дополнительное дежурство в палате, где находился Герман Николаевич Ванюшин.

Отпустив Валю, которая пошла в палату, чтобы проверить еще раз, что надо будет привезти для мужа, Турецкий не преминул поинтересоваться у Судакова, как же так случилось, что здесь, в его госпитале, посреди бела дня, был убит бизнесмен Неделин? Это что, халатность чья-то или злой умысел кого-то из персонала? Впрочем, времени на выслушивание подробных объяснений и оправданий руководителя медицинского учреждения у московского следователя в данный момент не было, другие дела торопили, но Александр Борисович пообещал Артемию Георгиевичу, таковы были имя и отчество Судакова, в ближайшее время вернуться к этой теме. На этой многообещающей ноте они и расстались.