Победитель свое получит - Светлана Гончаренко Страница 20

До дому Тара всегда находила попутчиц. Илья плелся сзади на приличном расстоянии, чтобы не вызвать ее гнева (а смотрела она на него теперь только исподлобья и строго). Ее узкая фигурка, обведенная тусклой нитью ночного света, так не походила на корявые силуэты ее подружек! Подружки оглядывались, хихикали. Илья прятался за кустами, но скоро снова возникал на дороге. Иногда ему хотелось расплакаться.

Когда Тара скрывалась за дверью с домофоном, Илья несколько раз обходил ее дом, задерживаясь под окнами, которые, по его расчетам, относились к первому подъезду. На каком этаже она живет? С кем? Что делает сейчас? Он воображал лицо Тары, ее волосы, текущие сквозь колючие зубья щетки, ее руки, ее стол, ее кровать. Он видел ее смуглость, так неосторожно показанную в «Фуроре». Счастье в эти минуты мешалось с отчаянием, и становилось страшно.

Нехорошо стало и в «Фуроре» – как будто какая-то черная туча закрыла небосклон. На первый взгляд тучей был сам Алим Петрович: он стал вдруг небывало зол и придирчив. Может, племянники в теплых кепках его разозлили? Зябкие молодые люди теперь являлись к нему реже и выглядели невеселыми. Их лица были бледны, несмотря на кашемировые кашне, согревавшие даже подбородки. Тазит и Леха еще больше одеревенели. Они следовали за Пичугиным неотступно и обреченно.

Адвокат Аркадий Ильич Луазо, который раньше в «Фуроре» появлялся редко, теперь зачастил. Его мягкое, представительное лицо в золотых очках, крошечных, как у Грибоедова, больше не улыбалось. Оно выражало сдержанную озабоченность. Ежедневно Луазо доставлял в «Фурор» какие-то синие папки, полные таинственных бумаг. Молодые люди в кепках с ушками, предполагаемые племянники Алима Петровича, стали навещать дядю реже и теперь не задерживались в его кабинете.

Коллектив «Фурора», видя все это, и трусил, и тайно злорадствовал. Несчастья сильных мира всегда укрепляют жизнерадостность маленького человека.

– Алим совсем с лица спал, – заметила Алла Кавун во время официального перекуса в подсобке.

Обеденного перерыва, как такового, в «Фуроре» не было. Скользящий график перекусов разработала на заказ, с участием психологов, какая-то крупная фирма-консультант. Психологи тщательно изучили фуроровцев. Сотрапезники были подобраны так, чтобы не отвлекать друг друга от еды. Между ними ни в коем случае не должны были вспыхивать жаркие беседы, которые могли бы задержать на лишнюю пару минут за столом и оттянуть душевные силы от профессиональной деятельности.

Эти мудрые рекомендации часто нарушались. Кто-нибудь болтливый, не входящий в утвержденную группу, обязательно забегал во время перекуса в подсобку. Чаще всего он оставался там до тех пор, пока менеджер по персоналу не застукивал и не разгонял всю компанию.

В тот день за столом сидели и торопливо хлебали лапшу из пластиковых мисок Тамара Сергеевна Бочкова с сыном, Алла Кавун из овощного, Олеся Анатольевна из бакалеи и знаменитая своим бюстом Анька из пивного. Однако вскоре в подсобку явился старик Снегирев, не предусмотренный психологами. Должно быть, он желал энергетически подзарядиться от Аньки. Вдобавок разделить свою радость он притащил и Толяна Ухтомского.

За скудным фуроровским столом сразу стало весело и интересно. Обсуждался самый занимательный вопрос – плохой цвет лица Алима Петровича.

– Это печень, – вздыхала добросердечная Тамара Сергеевна. – Печень всегда дает гнойный цвет.

– Уж кто бы, Томочка, говорил про печень, – загадочно подмигнул Снегирев. – Ты-то лучше нас всех знаешь, какие у Алима болячки и в каком месте!

– На что вы намекаете? – обиделась Тамара Сергеевна.

– На то, что у Алима прокол на личном фронте. Если б печень, то он просто блевал бы зеленым, и все.

Анька закатила глаза и уронила с тупой пластиковой вилки прядь лапши.

– Вечно вы какую-нибудь гадость скажете, Потапыч! – простонала она. – Люди же кругом кушают!

– Прости, моя сладость, – развел руками Потапыч, – но это жизнь. Прими ее такой, какая она есть. Люди родятся, любят, блюют, умирают, и ничего с этим нельзя поделать.

– Это точно… Вот одна старушка брала у меня каждый день сто грамм творогу, а теперь третий день как не приходит, – снова вздохнула Тамара Сергеевна. – Заболела, наверное.

– Померла, – бодро поправил ее Снегирев. – Долго ли протянешь на такой диете?

– Она творог для кота брала.

– Значит, кот издох. Или оба коньки отбросили. Томочка, это жизнь!

– Еще бомжа одного на Созидателей пристукнули. Башку ему проломили, – поддержал тему немногословный, тоскующий с утра Толян Ухтомский. – Вчера ночью. Мне Пирожок сказал. Видел я как-то этого бомжа – тихий, смирный. За что? Почему? Что за дела?

Категоричная Олеся Анатольевна ответ нашла сразу:

– Банда у нас какая-то шурует, вот что! И подростки с ума сходят. Действительно, кому нужен какой-то бомж? Только садистам или сатанистам. А петарды Алиму зачем подсунули?

Илья вспомнил воров в старой «Волге», но промолчал. Он не любил высказываться на посиделках за лапшой.

– В самом деле, девочки! – воскликнул Снегирев, не сводя глаз с Анькиной груди (которая действительно так была хороша и так далеко выступала вперед, что вряд ли позволяла своей хозяйке видеть собственные ноги). – Ну чего мы завели эти старые песни о грустном – о бомжах, о котах? Давайте вернемся к нашим баранам: отчего у Алима морда зеленая? Хотите, я вам скажу?

Сотрапезники деликатно переглянулись.

– Хотим, – ответила за всех Алла Кавун. – Только ведь вы соврете!

Снегирев обиделся:

– Я не врать буду, а просто представлю научно обоснованные соображения. Вы заметили, что Анжелика в последнее время с утра до вечера торчит в «Фуроре»?

– Заметили. Ну и что?

– Вы находите нормальным, что молодая цветущая баба болтается тут среди нас вместо того, чтоб дома дрыхнуть? А еще лучше – погуливать от Алима?

Лояльные женщины «Фурора» отшатнулись от злоязычного старика:

– Ну вы и скажете, Эдуард Потапович!

– Я знаю, что говорю! Алим, девчонки, позеленел от любви и ревности. У меня у самого…

И Снегирев опять начал рассказывать про своих жен и квартиры. Эту историю Илья досконально знал, как и все остальные сотрапезники. На самом интересном месте – на уходе четвертой, нерасписанной жены и на начале кукования в подселении – как из-под земли явился менеджер по персоналу Суслов. Обедающие в панике разбежались.

«А ведь старик прав, что-то происходит странное», – подумал Илья.

В последние дни белые штаны Анжелики-Изоры, ее ослепительные волосы и яркие блузки то и дело маячили в «Фуроре». Особенно примелькалась ее вчерашняя кофточка – такая невыносимо алая, что, когда гражданская жена Пичугина отходила, на том месте, где она только что стояла, долго дрожало в глазах зеленое пятно.

Одевалась Изора весело, но лицо у нее было теперь растерянное и скучное. Она все бродила по торговому залу, прижав к груди какие-то бумажки, и кусала малиновые губы.