Таинственная женщина - Жорж Онэ Страница 17

– Узнаете, когда я найду нужным поделиться с вами, – резко оборвала банкира гостья.

– Вы не доверяете мне?

– Я хорошо вас знаю, мой милый. Вы будете служить мне до той минуты, пока не найдете более выгодным порвать со мной… – последовал циничный ответ.

– Надеетесь ли вы на успех? – Лихтенбах решил сменить тему.

– Я всегда надеюсь на успех… Взгляните на меня.

Она грациозно откинулась на спинку кресла, демонстрируя свою гибкую фигуру во всей красе, на губах мелькнула загадочная улыбка, а в глазах сверкнуло такое пламя, что старый Лихтенбах невольно вздрогнул. Кто устоит против чар этой женщины? И она сознавала свою силу. По первому знаку мужчины становились ее рабами. Это была бестия, пробуждавшая неутолимые желания и посылавшая своих жертв в бездну безумия, преступления и смерти.

– Да, вы добьетесь успеха во всем, – прошептал банкир зачарованно.

– Не преувеличивайте, пожалуйста. Я далеко не всесильна: вот Тремон, например, не поддался… Но я сделаю все что могу, чтобы добиться успеха.

Стук колес экипажа за воротами сообщил о возвращении мадемуазель Лихтенбах.

– Моя дочь вернулась, – проговорил хозяин дома.

– Так, значит, теперь она живет с вами?

– Она выразила желание присутствовать на похоронах генерала Тремона, с дочерью которого очень дружна.

На губах баронессы мелькнула улыбка.

– Случайная дружба или задуманная вами?

– Случайная, – сказал холодно Лихтенбах. – Они вместе воспитывались в пансионе.

– А теперь, узнав об этом, вы поощряете их дружбу?

– Я ни в чем не стесняю дочь.

– Да, я и забыла… Ведь вы идеальный отец, Лихтенбах. Вас можно уязвить этим. Берегитесь!

– Моя дочь – ангел… Я ничего не боюсь.

– И она, разумеется, считает вас добрым семьянином. Что, если бы кто-нибудь вздумал в один прекрасный день развеять ее убежденность?

Банкир выпрямился и угрожающим тоном спросил:

– Кто посмел бы сделать это?

– Один из ваших врагов… У вас ведь есть враги… Или один из друзей… Свет так зол!

– Горе тому, кто решится на это! – произнес глухим голосом Элиас.

Баронесса поднялась, прошлась по комнате и, наконец, спросила:

– Могу ли я перед отъездом увидеться с вашей дочерью?

Лихтенбах пристально взглянул на нее:

– Нет.

– Почему? Может, вы боитесь, что я окажу на нее пагубное влияние, если скажу десяток слов?

– Возможно.

Лихтенбах распрямился и, словно желая отплатить за все полученные от баронессы оскорбления, отчеканил:

– Мадемуазель Лихтенбах не должна иметь ничего общего с баронессой Софией Гродско.

София махнула равнодушно рукой.

– Прекрасно. До свидания, Лихтенбах! – И направилась в переднюю.

Банкир остановил ее:

– Пройдите отсюда. – Он отворил потайную дверь. – Спуститесь по этой лестнице. Вы никого не встретите до самой привратницкой.

Как только гостья ушла, банкир вернулся к своему письменному столу. Эта женщина всегда приводила его в волнение, хотя он прекрасно ее знал. Стук в дверь вывел его из раздумий. Лихтенбах отворил дверь и улыбнулся: в кабинет вошла его дочь.

– Я тебе не помешала? – спросила она.

– Нет, милая… Что же, ты довольна своим визитом?

– Да, очень довольна: я познакомилась с прекрасными людьми.

Лихтенбах не произнес ни слова.

– Женевьева очень счастлива, что обрела таких преданных друзей. Мадам Барадье – прелестная женщина…

– Ты добрая девушка, моя маленькая Марианна.

– Бедную Женевьеву постигло такое ужасное несчастье! – Голос девушки дрогнул, и в глазах ее блеснули слезы. – Она так же любила своего отца, как я тебя. Ты знал его?

– Нет… Но я слышал о нем.

– Это был близкий друг Барадье, крестный отец месье Марселя. Все они оплакивают его.

Лихтенбах пристально взглянул на дочь:

– Кто тебе сообщил это?

– Мадемуазель Барадье и Женевьева.

– Ты разговаривала с мадемуазель Барадье?

– Да, с ней и с ее матерью.

– И с сыном, быть может?

Вопрос был задан таким резким тоном, что девушка смутилась:

– Уверяю, папа, все они были очень любезны… Марсель Барадье проводил меня до ворот дома и усадил в карету… Что тут особенного?

– Ничего особенного. Но повтори все, что они говорили. Не упоминали ли обо мне?

– Ни разу. Это меня даже удивило… Ведь Барадье должны знать тебя?

– Да, мы жили в одном городе и почти в одно время покинули его. Но пути наши разошлись… Я должен тебе сказать, что между нами была крупная ссора. Мой отец не ладил с Графом, а Барадье – зять Графа…

– Но все это было так давно. Все, вероятно, уже забыто.

– Нет, дитя мое, мы хорошо и давно знаем друг друга, но всегда шли разными дорогами. Теперь ты взрослая девушка и должна знать, что ждет тебя в жизни. Будь осторожна при встрече с ними. Я давно собирался рассказать тебе о вражде между нами. Дед твой, старик Лихтенбах, много выстрадал из-за них… Все это происходило до нашего отъезда из Лотарингии. Тебя тогда еще не было на свете. Барадье и Граф переселились в Париж, я – также, хотя позднее. Ненависть разделяла нас надежнее, чем самые большие расстояния. Барадье и Граф для Лихтенбахов – заклятые враги. Запомни это хорошенько, дитя мое.

Марианна посмотрела на отца с тревогой:

– Ты хочешь, чтобы и я разделяла эту вражду?

– Боже сохрани! Я хотел только открыть тебе глаза.

– И мне больше нельзя будет видеться с Женевьевой? – не унималась девушка.

– Почему? Если тебе нельзя бывать у нее, она может бывать у тебя.

– Я буду в пансионе.

– Не навсегда же ты там поселишься.

Бедняжка подняла на отца глаза, полные немой мольбы.

– Ах, если бы ты разрешил мне остаться у тебя!

Лицо банкира озарилось радостью.

– Что бы ты стала здесь делать? – спросил он добродушно.