Роман с Блоком - Никита Филатов Страница 16

Поэта все-таки забрали.

Случилось это под вечер субботы, пятнадцатого февраля. Блок был арестован у себя на квартире по ордеру Петроградской Чрезвычайной комиссии и немедленно препровожден на трамвае в печально известное здание бывшего градоначальства на Гороховой улице.

Как ни странно, обыска никто не проводил. Бумаги и книги поэта не заинтересовали чекистов, хотя они все-таки прихватили с собой почти все украшения Любови Дмитриевны, немного денег, отложенных на хозяйство, и еще кое-что из продуктов.

Было поздно, уже никого не допрашивали.

При личном обыске, производившемся во время первой регистрации, у Александра Блока из вещей, находившихся при нем, забрали только записную книжку. В приемной, перед кабинетом следователя Чека, он провел всю долгую ночь, так как следователь сначала был занят, а затем прервал свою работу до утра. Все это время в приемную приводили каких-то людей, потом уводили, потом кого-то возвращали назад — в общем, возможности для сна почти не представилось, и только какой-нибудь час Блок успел подремать, растянувшись на деревянной скамье.

Допросили его лишь под утро, и почти сразу же, впредь до выяснения каких-то «обстоятельств», отправили наверх, к остальным задержанным. Как оказалось, чекистов интересовали связи Блока с партией левых социалистов-революционеров. Блок сообщил, что связь ограничивалась его работой в разных изданиях партии, и только — так что он даже не знаком ни с кем из ее политических деятелей…

Служившая теперь общей камерой довольно большая, со сводчатыми потолками комната номер 95 на верхнем этаже, несмотря на свои размеры, оказалась тесной и явно перенаселенной. Несколько десятков арестантов делили служившие и для сидения и для спанья койки, курили, переговаривались или спали.

Блок вошел в камеру, как он входил обыкновенно куда-нибудь, где оказывалось много случайных и незнакомых людей, — например, в переполненный вагон трамвая. Чуть-чуть откинутая назад голова, плотно сжатые губы, взгляд, спокойно ищущий, на чем бы остановиться. Он вошел, как будто собираясь пройти комнату насквозь или, сказав кому-нибудь пару слов, повернуться и уйти обратно тем же легким упругим шагом.

В следующее мгновение он увидел знакомого. Это был худощавый, интеллигентного вида молодой человек по имени Арон Штейнберг — начинающий литератор и один из организаторов «Философской академии». Они невольно улыбнулись друг другу и обменялись рукопожатиями.

— Надо же, Александр Александрович, и вы здесь!

— Как видите, друг мой…

После короткого приветствия немедленно пришел черед обмена новостями.

Арона Штейнберга задержали по тому же делу, что и Блока.

За три или четыре дня до этого в Москве Всероссийской Чрезвычайной комиссией вторично, после кратковременной легализации, был арестован Центральный комитет партии левых социалистов-революционеров и началась ликвидация эсеровских партийных организаций по всей России. «Философская академия» была всего лишь кружком основателей будущей Вольной философской ассоциации, и Александр Блок принадлежал к нему с самого начала. Список участников кружка был обнаружен при обыске в блокноте у одного из писателей-драматургов, состоявших в партии эсеров, и, по мнению чекистов, мог сыграть определенную роль на предстоящем судебном процессе.

Поэтому на квартиру к Штейнбергам явились незваные гости с ордером Чрезвычайной Комиссии на производство обыска — и на арест независимо от результатов обыска. Последнее обстоятельство, разумеется, сильно встревожило домашних.

— Не расстраивайтесь, граждане, — утешал их руководивший арестом агент Петроградской ЧК, — у нас сегодня список длинный, и все — писатели, художники, профессора…

Список арестованных по делу, как выяснилось позже, был действительно большой. По крайней мере, в помещении для арестантов при районном Совете депутатов, куда собирали задержанных с одного только Васильевского острова, он очутился в обществе историка и журналиста Михаила Лемке, известного художника Петрова-Водкина и литератора Ремизова. Как выяснилось на следующее утро, все они провели ночь в квартире, которую прежде занимал писатель Федор Сологуб. Из квартиры этой он был выселен совсем недавно, так что Ремизов и Петров-Водкин нередко здесь бывали и знали ее отлично. Не хватало только самого хозяина — хотя, по имевшимся сведениям, в списке Чрезвычайной комиссии значился также и он…

Снаружи, с воли, слышался воскресный колокольный перезвон.

Согласно порядку, заведенному на Гороховой, каждое утро сообщался список лиц, подлежавших отправке отсюда в места более продолжительного заключения — главным образом, на Шпалерную улицу, в так называемый Дом предварительного заключения. Вот и в этот раз список уже был сообщен, так что камеры значительно разгрузились. Многие койки освободились, и арестованные, не нашедшие себе в первое время какого-то определенного пристанища, начали обустраиваться на новых местах.