Собака Раппопорта. Больничный детектив - Алексей К. Смирнов Страница 49

Дождь усилился, Ватников заспешил. Аптека пустовала, Ивана Павловича моментально узнали, но виду постарались не подать, отчего неловкость усугубилась до предела, ибо все знали, что все знают, и так далее. Ватников взял четыре боярышника и пару овсянок. Ему хотелось хорошенько подумать, и он приманивал внутреннего Хомского.

Вернувшись в палату, Иван Павлович начал сортировать и раскладывать по полочкам факты. Сортировка шла плохо — сплошной нестандарт, как бывает при сборе моркови; полочки, слабо привинченные, прогибались и норовили обрушиться; факты были разного достоинства и, следовательно, разного веса, что сказывалось на полочках, и вообще для всей этой картотеки не хватало места.

Собака. Живая она или придуманная?

Виновата ли она в гибели Зобова и Рауш-Дедушкина? Оба скончались естественной смертью, как доложил Ватникову Васильев.

Почему никто не жалуется на других собак, которых кто-то злонамеренно запускает гадить на этажах?

И запускают ли их вообще? Он как-то быстро согласился с этим поспешным предположением.

К чему им гадить на этажах, когда они свободно могут заниматься этим на улице? Следует ли отсюда, что пятиногую собаку содержат взаперти? Способна ли одна эта собака завалить всю больницу дерьмом так, что приходится докладывать в санэпидемстанцию?

Что и зачем подслушивала секретарша у двери Николаева?

Зачем Рауш-Дедушкин пошел в библиотеку? Здесь Иван Павлович опустошил третий пузырек боярышника. И вопрос разбух и распух до колоссальных размеров: ЗАЧЕМ РАУШ-ДЕДУШКИН ПОШЕЛ В БИБЛИОТЕКУ, ЕСЛИ ТА УЖЕ МЕСЯЦ КАК НА ЗАМКЕ? РАБОТАТЬ НЕКОМУ! Иван Павлович вдруг уверенно вспомнил, что это именно так!

Это открытие настолько обескуражило Ватникова, что он сразу же выпил и четвертый пузырек.

Ботинки Каштанова — они пропали и нашлись. Непонятный, дьявольский эпизод.

Собачка и дама — собачка разрешена начмедом. И что? Ничего.

Вороватая повариха и ее дьявольский братец — имеют ли они отношение к происходящему?

Медовчин — что это за сволочь, откуда он к ним свалился? Не от него ли все беды?

О бедах отдельно: какие беды, для кого? Прежде всего — для Дмитрия Дмитриевича. Он главный врач, он отвечает за все, а у него люди мрут в коридорах и на лестницах, а грязь такая, что больницу впору закрыть. Кому же выгодно копать под Николаева? Кому?

Ответ уже вертелся в голове Ватникова; он и сам не заметил, как отвинтил пробку и рассеянно высосал овсянку. Прошелестел вздох — сквозняк?

На соседней койке, где еще недавно почивал Зобов, с довольным видом сидел внутренний Хомский, который в мгновение ока сделался внешним Холмским, ибо исполнилось время. Иван Павлович задним умом полагал, что это истинная зрительная галлюцинация, но оставался совершенно спокоен по этому поводу. Впрочем, не совершенно — его внезапно охватила радость.

Хомский, с желтоватым и продолговатым черепом, в вытянутой кофте и больничных шлепанцах, сидел неподвижно и благодушно взирал на Ватникова.

— Вы здесь, Хомский! — не в силах сдержать себя, вскричал Иван Павлович.

— А я никуда и не исчезал, — улыбнулся Хомский. — Я всегда оставался неподалеку.

— Но это означает, что все мои труды и отчеты…

— …были тщательно изучены и проанализированы, они имеют огромную ценность, — серьезно ответил Хомский. — Ваш вклад в решение нашей маленькой проблемы неоценим, мой друг. Я видел вашими глазами, я слышал вашими ушами, я говорил вашим ртом, а вашими… да стоит ли теперь говорить?

— Но вы и раньше будто бы утверждали, что многое знаете, да уста на замке? Почему вы молчали? Вам что-то мешало, кто-то не позволял? Зачем вам понадобились мои уши — я был для вас медиумом, посредником — да?

— Не будем об этом, — поморщился Хомский. Тема была ему очевидным образом неприятна и причиняла малопонятные страдания потустороннего свойства. — Главное, что теперь мы снова вместе. Я и в самом деле многое знаю, и мы с вами засиделись, доктор. Пора переходить в наступление и остановить негодяя.