Плавучая опера - Джон Барт Страница 44

Поспать часок среди дня было у меня в обычае, но в этот день, который я решил сделать своим последним, чей-то настойчивый стук в дверь разбудил меня, едва я прилег.

- Войдите, - сказал я, набрасывая сверху халат. С минуту за дверью стояла тишина, так что я решил, что неведомый посетитель удалился, не дозвавшись, но тут послышались шаги, и в створки снова постучали.

- Ну входите, входите, пригласил я, все возясь с халатом.

Тихо. Я двинулся к двери, которая распахнулась, прежде чем я до нее дошел, впустив мистера Хекера, вздернутого, как натянутая струна.

- А, мистер Хекер, садитесь, прошу вас, - засуетился я, видя, что он вот-вот хлопнется в обморок. По лицу его блуждала кривая улыбочка - такие видишь на лицах новобранцев, в первый раз услышавших орудийную пальбу, - а щеки залила бледность. Я твердо взял его за руку и подвел к креслу. "Капельку виски, мистер Хекер, не спорьте". Ясно, старичок худо себя чувствует и кинулся ко мне за помощью.

- Нет, Тодд, спасибо, не нужно, - выдавил он из себя. Голос у него был, доложу вам, просто как лягушки квакают. Присел на самый краешек кресла, словно канарейка на сучок, и руками колени обхватил.

- Что случилось, сэр? - Вроде начал он в себя приходить, но еще пошатывает его.

- Да все обыкновенно. - И головой трясет, а глаза прикрыты. - Всё как всегда. Я вот что… поговорить надо нам, Тодд. - И тут наконец прямо мне в глаза посмотрел да улыбнулся слабо так, жалко. Помнится, я тоже так вот улыбнулся, когда в каком-то парке - Толчестерском, если не ошибаюсь, - отец усадил меня на карусель, думая, что я в восторг приду, как остальные, а она, по мне, уж больно быстро крутилась, да с грохотом и вообще громадина этакая. - Ты не занят сейчас, а?

- Занят, а как же, баклуши бью, - сказал я, присаживаясь на кровать. - Что вас тревожит, сэр? - Предложил ему сигарету, он головой крутит - не хочу, мол, - тогда я закурил сам, чтобы напряжение снять.

- Наверно, решишь, что я из ума выжил, сынок, - начал он тоном, сразу меня резанувшим своей фальшью: назидательный такой тон главы семейства. - Подумаешь, плетет старик невесть что, все они такие.

- Ну зачем вы так, я вас охотно выслушаю, - успокоил я его.

Мистер Хекер весь вспыхнул - странно стыдливость такую видеть у старичка, которому семьдесят девять уже.

- Как же, и слушать не станешь, ерунду, мол, понес, - говорит, и видно, что нервничает. Я улыбнулся:

- Что-то не вспомню, чтобы вы ерунду несли. Тут он глубоко вздохнул, только не было во вздохе этом таинственности, как прежде, когда он стыдливым румянцем заливался. Смотрит на меня недоверчиво.

- Я ведь знаю, кто до моих лет дожил, до старости глубокой, часто вообще соображать перестает, - заметил он. - Навидался такого, и больше скажу, мы вот все про старческое слабоумие рассуждаем, а может, тут и не одно слабоумие.

Помолчал, я тоже сижу помалкиваю, пусть, думаю, шарманку свою как следует настроит.

- Я к тому, - говорит, - что у стариков не просто ум слабоват, а еще разные бывают условия, из-за чего им соображать трудно становится. Ну, болезни там, бедность, одиночество, а кончается все тем же. Понимаешь, о чем я?

- Очень верно замечено, - согласился я, чтобы его ободрить.

Он и вправду ободрился.

- Так вот, я к тебе почему зайти-то решил, - говорит, - я хочу… - Кулачки свои слабые на коленях стиснул и пристально их разглядывает. - Ты мне откровенно скажи, только по правде, - я что, совсем глупости нынче утром капитану Осборну доказывал? Вроде ты со мной тоже не согласен был?

Я хмыкнул про себя и повнимательнее пригляделся к своему гостю - шарманка, стало быть, заиграла. А ответил ему вот что:

- Нынче утром? А, это вы про тот спор, что значит быть старым, да?

Хотелось надеяться, что он всего лишь риторические вопросы задает, чтобы машинку свою раскрутить посильнее, но, кажется, Хекер действительно ждет от меня ответа - молчит вот, а на лице его, по-настоящему запоминающемся лице, выражение задумчивости.

- Знаете, я и согласен с вами был, и не совсем, - говорю. - Если вы про то, что старость - величественный финал жизни и все такое, то, наверное, да, согласен, Цицерон не просто же взял да сболтнул. Ведь он на свой меч кинулся, когда все совсем скверно стало, да и знаменитый был человек, а под старость какого величия достиг, уважения какого - причем умел славой своей пользоваться.

- Я считаю, он жизнь по-настоящему любил, - заметил мистер Хекер, и опять голос его прозвучал фальшиво, вещает, как проповедник, челюсть вперед выставил и голову наклонил, чтобы торжественней выглядеть. - Когда молод был, когда состарился, всегда умел в жизни свое особое достоинство находить.

- Наверное, много есть людей, которым такой взгляд близок, - ну, тем, кто и в загробную жизнь верят, или довольны достигнутым в этой, или уж и правда стойки по натуре.

- Правильно, - мистер Хекер говорит, - абсолютно правильно. Но ты же со мной, как я понял, не во всем согласен.

- Не во всем. По-моему, глупо это рассуждать, что человек должен чувствовать, когда про такие вещи говорит, как старость или смерть. Ну вот вы сказали: "Если хочешь умереть с чувством удовлетворенности", - так, кажется? - а ведь чувство-то это у разных людей разными обстоятельствами вызывается. Капитан Осборн, думаю, вполне удовлетворенным умрет, ему бы только побраниться всласть, как на смертном ложе очутится, да ноги свои посильнее отхлестать за то, что холодеть начали.

Мистер Хекер поцокал языком.

- Ладно, а я как же? Ты, Тодд, знаешь, я с твоими мнениями всегда считался. Часто думаю: вот бы славно было, если б я твоим ровесником оказался или, наоборот, ты моим, тогда уж мы бы обо всем толково побеседовали. На склоне лет, понимаешь ли, интеллектуальное общение самая настоящая радость, других-то уж не осталось, правильно?

Я ответил ему насколько мог мягко, стараясь все-таки не отступать от своей цели.

- Знаете, сэр, если бы умел я жалость испытывать, - говорю, - вас бы наверняка жалел больше всех, кто у нас в гостинице живет.

Глаза у мистера Хекера на лоб полезли - наконец-то лицо его естественное выражение приняло.

- Правда?

- Вы только не сердитесь, ладно? - улыбнулся я. - Никто не скажет, что у меня привычка правду в глаза резать. Но уж раз вы спрашиваете, честно скажу, что, мне кажется, ваша позиция самая незавидная из всех, какие в Клубе путешественников встречать приходилось. Вот мисс Холидей Хопкинсон возьмите: она уже так давно приготовилась умереть, и, когда смерть за ней явится, просто ожидание затянувшееся кончится. Конечно, может, без истерики и не обойдется, знаете, как у мальчишки, который всю зиму по картинкам с трамплина в воду прыгать учился, а пришел в бассейн, на верхотуру залез и все позабыл, - но, глядишь, ничего, спокойно все устроится. Спорю: она во сне умрет. Да и капитан Осборн давно уж разобрался, что он по поводу смерти думает, так что он и вспоминает-то о ней разве от случая к случаю, и плевать ему в общем-то. Явится костлявая, он ей хорошую взбучку сначала задаст, как кит загарпуненный. А вот с вами, сэр, уж извините, не очень складно выходит, и сложность вся в том, что вы пытаетесь сделать вид, будто жизнью наслаждаетесь, как всегда наслаждались, и смерть воспринимаете как величественный финал, не больше, но на самом-то деле совсем другое чувствуете.