Временно недоступен. Книга 2. Место перемен - Андрей Кивинов Страница 26

Козырев осмотрелся. Кабинетик так себе. Бюджетный. Низкобюджетный. Бардак к тому же. Куча бумаг на столе. За стеклянными дверцами шкафов – склянки с заспиртованными мягкими тканями, зрелище не для слабонервных. Козырев слабонервным себя не считал, но порядок любил. Во всем. А тут какой-то хаос. Не иначе хозяин кабинета сам подхватил какой-то психопатический вирус от своих неадекватных пациентов.

– Но вы же должны контролировать! Как можно подобные неадекватные эксперименты пускать на самотек?!

– Мы берем на контроль разработки только в том случае, если при проведении экспериментов используется наша база. А Валерия Львовна ее не использует. И она работает над диссертацией, которая может перевернуть научные представления. – терпеливо отбивался профессор.

Но Александр сдаваться не собирался. На кону – его комфорт, его носки и капучино, привычка в конце концов. Раз Лера планирует защищать диссертацию на базе института, значит, ее связь с этим учреждением налицо. А солидному научному заведению скандалы не нужны – если предать огласке псевдонаучные эксперименты, которые под его эгидой проводятся, субсидии от государства ему не светят.

– Я требую, чтобы вы вмешались, – продолжал защищать свою зону комфорта Козырев. Еще немного, и профессор дрогнет под его напором. – Я вообще не понимаю, как можно ставить такие жуткие эксперименты над живыми людьми? Кто за этим следит? Это госучреждение или частная лавочка? Почему я, почти муж, должен страдать, нервничать, ночей не спать? Нет, мы так не договаривались!

Королев хотел заметить, что они вообще никак не договаривались, но не стал нагнетать обстановку.

– Валерия Львовна, может быть, заблуждается, но она талантливый специалист. Уж вы мне поверьте. И я не могу запретить ей делать то, что ей кажется правильным.

– А кто может? Врач, извиняюсь, – не сапожник! За ним должен быть тройной контроль. Имейте в виду, я дальше пойду! До министерства!

Разумеется, этот пойдет дальше, такого ничто не остановит. Ибо под жертвой эксперимента он подразумевает, прежде всего, себя.

– Хорошо, хорошо, – Королев сделал вид, что согласился. – На днях у нас аттестационная комиссия. Мы подойдем к проверке работ Валерии Львовны более тщательно, чем обычно.

* * *

На задержание Домофона ехали как в криминальных боевиках категории<N>«А». Да и само задержание удалось на редкость красочное. Бойцы в масках по приставной лестнице ворвались через окна в квартиру на третьем этаже, схватились в жесткой схватке с Витиной бабенкой, с визгом бросившейся на защиту бритого сожителя. Хватали и сдергивали с подоконника Витю в исподнем, укладывали лицом на немытый линолеум. Фигурант извивался ужом, вылезая из белья, матерился и хрипел, безуспешно лягался. Наблюдать из зрительного зала было интересно и приятно. Храбрый майор Фейк прикинул, что без подмоги они с разъяренной фурией не справились бы. А за это время и Домофон из окна сиганул бы, ищи его потом! Нет, хорошее дело ОМОНом не испортишь. А вообще-то, майор Фейк получал от происходящего некоторое незнакомое ранее удовольствие. Его, вероятно, всегда получаешь, когда по твоему приказу кого-нибудь елозят по полу.

– Кто-то обещал со мной встретиться? Вот и встретились. Здравствуй, попутчик! – Золотов присел на корточки перед обездвиженным разбойником.

– Кто вас пустил? Это эта… частная территория, – заплетающимся языком возмущалась вмятая в кресло хозяйка квартиры.

Золотов огляделся. У ножки стола каталась пустая водочная бутылка, по липкой клеенке с застарелыми пятнами разбросаны хлебные корки, яблочные огрызки, грязные алюминиевые вилки. Смятое белье на кровати цветом и фактурой напоминало корабельную ветошь, причем использованную.

– Не плачьте, барышня. Сейчас уйдем. Только кавалера вашего заберем. На ток-шоу «Говорим и показываем». От слова «показания». Очень его там ждут.

Домофон вел себя правильно, понимал, что сейчас рыпаться – только собственное положение усугублять. Спокойно оделся, обулся, подставил запястья под наручники. Не выдержал уже в отделе, когда его привели в кабинет и усадили на табурет.

– Думаешь, раз из Москвы, беспредел творить можно? – зло бросил он своему вагонному попутчику, который развалился в кресле напротив. – Только мне по хрен, откуда ты. Нет на мне ничего!

– Как это ничего? – Вячеслав Андреевич водрузил на стол самодельный коктейль Молотова, переданный Диме одним из омоновцев. – Сие нашли у тебя дома. Точно таким же был подожжен архив.

– Не у меня, а у Ленки, – дерзко поправил москвича Домофон, – я за нее не отвечаю! Может, она для себя сделала.

Ну да, ну да… Бабы всякие нужны, бабы всякие важны. Одни крючком вяжут, другие на досуге коктейли Молотова мастерят… Хотя кое-где действительно мастерят. В особо демократических странах.

– А она говорит, что бутылочку ты смастерил…

– Да пошла она! И ты заодно! Сейчас не девяностые, чтобы по беспределу в камеру совать. И за любую царапину ответить придется.

Он повернул голову в профиль и продемонстрировал Золотову ссадину на лице, полученную во время задержания. Пол в квартире оказался не только грязным, а еще и шершавым.

– Так что готовься. Ментовская власть нынче не канает. Адвоката хочу.

– А ты представь себе на минутку, что я не мент, – добродушно предложил Золотов, – в смысле не из Следственного комитета. А обычный человек. И никакие юридические доказательства мне не нужны, потому что я и так все знаю. Архив заказал поджечь Пузин-старший, стало быть, ты рассчитываешь, что он за тебя впишется. Но почему-то я в этом сильно сомневаюсь. По-моему, скорее даже наоборот. Усекаешь?

– Ты не мент? – Домофон даже со стула вскочил – словно на гвоздь напоролся. – Да у тебя в каждом глазу по звезде светится, а на лбу кокарда отпечаталась. Я, слава Богу, на ментов нагляделся. И ничего усекать не собираюсь!

Вообще-то, Золотов вел себя для мента не совсем типично: не орал в ухо, стул не выбивал, по почкам не дуплил. А взгляд у Вити был наметанный за долгое время, проведенное в обществах закрытого типа. И что все москвича боятся? Ясно ведь – слабак!

– Ты, если при исполнении, то не «тыкай». Сейчас для начала передо мной извинишься, а потом дашь позвонить адвокату. И ты, козел, меня больше пальцем не посмеешь тронуть! Ни ты, ни твои шестерки омоновские. А знаешь почему? – Домофон сузил глаза и мстительно объяснил: – Потому что ты такой же, как все! Приехал бабки отрабатывать. Вот иди и отрабатывай! И ничего ты мне не сделаешь, Москва златоглавая!

– Не посмею?.. – уточнил Золотов, задумчиво глядя на брызжущего слюной Домофона. – Уверен?..

* * *

Будильники не подвели. Артисты явились на репетицию вовремя и в полном составе, помятуя народную примету – психов лучше не злить.

Репетировали сцену сна Раскольникова. Подобного сна в романе не было, но пьеса – не роман, а трактовка. Кручу-верчу – трактовать хочу.