Серьезные мужчины - Ману Джозеф Страница 25

Айян изобразил задумчивость.

– У меня есть один друг, может помочь, – сказал он. – Дай мне ровно два дня.

Холуй ушел, а Айян принялся разглядывать письмо. В левом нижнем углу значилось: «Министерство обороны». Научно-исследовательский институт подчинялся Министерству обороны, потому что изначально его создали как прикрытие Индийской ядерной программы. Институт со временем выпутался из нее, заявив, что ядерная физика – устаревшая дисциплина и слишком уж она прикладная, чтобы чаровать поэтические сердца физиков-теоретиков. Но финансировать Институт Министерство обороны продолжало.

Айян потеребил конверт. Какой-то он примечательный. Хотя Министерство теперь отправляло по чти все свои депеши по электронной почте, оно иногда отправляло письма курьерской или скорой доставкой. Айян слыхал пылкие дискуссии в столовой: ученые обсуждали, есть ли скрытый физический закон, согласно которому Министерство решает, что слать электронной почтой, а что – курьерской. Отчетливой закономерности все никак не обнаруживалось. Но в целом решили, что плохие новости почти всегда доставляли курьерской.

У Айяна в нижнем ящике стола был запас чистых конвертов с пометкой «Министерство обороны». Обычно он вскрывал официальную курьерскую корреспонденцию Ачарьи, читал его письма, клал их в свежие конверты, подделывал конторские загогулины и цеплял на место квитанции о доставке. Он еще чуть-чуть по изучал свежую доставку, после чего вскрыл конверт.

Письмо было от Бхаскара Басу, могущественного крючкотвора из Министерства обороны, который некогда всерьез пытался прибрать Институт к рукам. Он считал, что ученым нельзя доверять управление Институтом. Управлять положено бюрократам. Но по легенде на той встрече, где Басу попробовал взять власть в свои руки – сделал затейливую презентацию своих планов, – повисла долгая неуютная тишина, которую Ачарья прервал, высказав спокойное наблюдение: «Но у вас же степень по социологии». Он не произнес больше ни слова, однако планы Басу рухнули.

Доктор Арвинд Ачарья [так начиналось письмо], Надеюсь, Вы в добром здравии. Позвольте отвлечь Вас по одному серьезному поводу. Я глубоко обеспокоен Вашим неофициальным запретом на поиск внеземного разума (SETI). Я изучил жалобы нескольких глубокоуважаемых ученых Института и пришел к выводу, что с ними обращаются несправедливо. Я также убежден, что Индийские исследования внеземной жизни премного укрепят престиж страны. Посоветовавшись с самим Министром, Министерство приняло решение, что Институт начнет программу SETI, у которой будет статус подразделения и самостоятельный бюджет. Ее возглавит доктор Джана Намбодри. Кроме того, доктору Намбодри поручат управление Исполинским ухом. Поскольку он выдающийся радиоастроном, было решено предоставить ему полную свободу определять, для каких целей применять имеющиеся большие телескопы метрового радиодиапазона, а также в каком режиме допускать к их использованию сторонние организации. В целях административного удобства и дабы избавить Вас от хлопот по такому мелкому поводу, мы освободили доктора Намбодри от ответственности отчитываться перед Вами о работе с Исполинским ухом. Этот замысел лежит в русле постоянных усилий Министерства по увеличению синергии различных исследовательских программ, которые оно финансирует. Официальное письмо воспоследует. Я завтра буду в Мумбаи, чтобы встретиться с Вами и новой командой SETI. Надеюсь на встречу завтра в одиннадцать.

Айян сложил письмо и поместил его в свежий конверт. Затем открыл толстый словарь – проверить значение слова «синергия». Не впервые он за ним лез, но, сколько ни пытался, все равно до конца не понимал его значения. Попробовал еще раз, но плюнул. Смысл письма он усвоил. Это мощный удар. Под вопросом оказался авторитет Арвинда Ачарьи. Первая стрела прилетела. Айяна захлестнуло волнение зрителя дуэли, которому досталось лучшее место в зале. Он решил: что бы ни происходило в его жизни, в ближайшие дни – никаких отгулов. Битва браминов надвигалась теперь и на Институт, а это развлечение, каким в разное время и по-разному даже его предки наслаждались и слагали о них развеселые народные песни, которые пели когда-то под звездами.

Намбодри был не из тех мужчин, что ввязываются в сражение без уверенности в победе. Потому что он трус. Ачарья же, напротив, не умел воевать с людишками, которые, возможно, и были по праву наследниками постов – любых постов. Зато он обладал устрашающим качеством, именуемым достоинством, с чем его коллеги, со своей стороны, считались. Из того, что Айян слыхал о битвах браминов, эта будет бескровной, но жестокой. Они будут сражаться, как демоны, вооруженные исключительно коварством и идеалами – еще одной разновидностью коварства среди мужчин из хороших семей.

Айян отправился с письмом во внутренний чертог. Осторожно положил конверт на пустующий островок среди моря бумаг на столе Ачарьи.

– Из Министерства, – сказал Айян.

Ачарья даже не взглянул. Распечатал письмо он через двадцать минут. Прочитал всего разок и поместил в большую корзину, высотой почти со стол. Затем повернулся к окну и уставился на море.

Айян зашел с какими-то папками – проверить, прочел ли Ачарья письмо. Конверта на столе не было, а лицо Ачарьи утратило привычное мирное выражение. В блеске закатного солнца глаза директора полыхали огнем.

Когда Айян вернулся в приемную, мобильный телефон ожил у него на столе. Он едва узнал голос Оджи.

– Он сжег ее, – проговорила она сквозь слезы, – он сжег ее. – Она звонила из телефонной будки рядом с БДЗ. Даже сквозь фон автомобильных гудков и мужской смех Айян расслышал, как она отчаянно хватает ртом воздух.

Горести Оджи всегда ранили его. Она сказала, что мальчик из Тхане пришел домой с новостью, что Гаури сжег ее муж. Гаури – двоюродная сестра Оджи, с которой они вместе росли. Жестокость субсидированного керосина, которая, по страхам матери Оджи, могла бы постигнуть дочь, пожрала другую женщину. Айян ее знал. Он был на ее свадьбе. Неприметная, очень смешливая девушка. Он вспомнил ее лицо, прикрытое красной накидкой дешевого свадебного сари. Она всю свадьбу изо всех сил старалась не хихикать. Ей пред стояла жизнь лютых побоев, а теперь вот как. Она умерла в городской больнице два часа назад от страшных ожогов. Ее тело все еще лежало в морге. Оджа не хотела туда ехать. Она сказала, что не хочет знать, как выглядит сожженная женщина. Любая девчонка из ее знакомых, пока они росли, видела этот кошмар во сне.

– Люди говорят, что обычно от ожога лицо делается белое, а не черное – если оно вообще там осталось, – проговорила она в трубку и умолкла. Ей больше нечего было сказать, но разъединяться не хотелось. Айян слышал, как она дышит.

Входная дверь открылась, появились двое ученых. У них полным ходом шла шумная дискуссия.

– Когда эти поправки делаются значительными, нет больше такой геометрии времени-пространства, какая уверенно описывала бы результат, – сказал один.

Другой ответил:

– Да, согласен, уравнения определения геометрии перестают быть решаемыми – без жестких ограничений по симметрии. Но я вот о чем… – он нетерпеливо глянул на Айяна и указал на дверь Ачарьи. – Нам назначено, – сказал он, хмурясь, возможно, от раздражения, что нахал служащий болтает по телефону.