Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - Фредерик Дар Страница 21

Он нас реквизирует решительным жестом собственника.

— Нет, вы видели эту макаку? У него набалдашник больше, чем вход в метро, так что он сам не знает, налезет ли на него что-нибудь, кроме стиральной машины, и он ещё называет нас извращенцами!

— Успокойтесь, дорогой, — говорит Биг Босс. — А вы, уважаемый, заканчивайте свои захватывающие выводы, прошу вас.

Нисколько не смутившись от сарказмов своего экс-компаньона по кемпингу и будущего компаньона по круизу, Феликс продолжает:

— Итак, мы говорили о том, что похититель имеет на борту помещение, в котором он держит своих жертв, прежде чем их ликвидировать. Совершенно очевидно, что он не мог бросить в море средь бела дня немецкую даму или же итальянского старика. Я считаю, что эти люди были сначала нейтрализованы каким-то образом, а затем содержались в укромном месте до того часа, пока их утопление не станет возможным. Когда мы окажемся на борту, господа, мы должны будем найти это помещение!

Он вытаскивает из кармана грязный платок и вытирает бугор, который у него вместо лба.

— На сегодня у меня всё, господа, благодарю за внимание. После того, как мы разместимся на борту, завтра я вам дам письменное задание на эту тему.

Он повышает голос и говорит угрожающим тоном:

— И она же будет темой сочинения.

Босс наклоняется ко мне.

— Этот тип совершенно ненормальный, — шепчет он, — но то, что он говорит, вполне разумно. Придётся его «сносить», как вы выражаетесь, но он будет нам ещё полезен. Увидите…

Неожиданное появление его «племянницы» меняет цвет и выражение его лица.

Выход малышки Камиллы прямо-таки оглушителен! Впрочем, как и её наряд. На ней ансамбль-двойка в стиле тысяча девятьсот двадцать пятого года. Юбка на двадцать сантиметров выше коленей и заканчивается бахромой из позвякивающих жемчужин. На шее — жемчужные бусы в шесть рядов, которые баррикадируют её щедрое декольте, а в волосах — широкая бархатная ленточка. Она покачивает сумочкой на конце указательного пальца и пританцовывает чарльстон, вероятно, для того, чтобы под лучшим углом показать свой туалет.

— О, ты здесь, дядюшка! — вскрикивает она, бросаясь к Старику. — Я уже начала мучиться от скуки, мой Лоскуток! — добавляет она, осыпая его поцелуями. — Я уже битый час торчу в большом салоне. Смотри, как я прикинулась для тебя, Лулу! Возьмёшь меня поскакать в Сиесте?

Старик отходит от паралича.

— Господа… э-э… представляю вам свою племянницу! — ворчит он.

Сладкое пение льётся из раболепных глоток Толстяка и Пинюша.

— Я даже и не знал, что у вас такая прелестная племянница, мсье директор, — изливается Берю. — Все мои вам комплименты!

— Не я её делал, — сухо отвечает мой любимый босс.

Затем в сторону «племянницы».

— Извините меня, дорогая, — говорит он, — но весьма срочная, весьма важная встреча не позволяет мне прогуляться с вами. Если вы не возражаете, наш друг Сан-Антонио будет вашим услужливым кавалером.

Девица, не сводившая с меня глаз, расширяет орбиты.

— О! Что ж… хорошо, — щебечет прелестное дитя. И добавляет: — А вечером я заскочу к тебе в номер, хорошо, дядюшка?

— Не сегодня! — отрезал он.

Она сжимает губы.

— Ты как-то не по-родственному сегодня! — роняет она, направляясь к двери.

Я топаю за ней, но Старик встаёт на моем пути.

— Делайте с ней что хотите, можете её утопить в порту, если надо, но я не хочу видеть эту шмару завтра на борту «Мердалора», Сан-Антонио.

— Можете на меня рассчитывать, господин директор.

* * *

Хорошо в Сиесте… Лампы, музыка, почти открытое небо, не считая тростниковых крыш… Шум моря рядом. Бульканье бассейнов, которые можно перейти вброд по ступенькам в виде следов от слоновьих ног… Девочки… Как будто живые цветы. Они пахнут лучше, чем цветы, лепестки у них еще красивее…

Я танцую с Камиллой медленный танец и одновременно строю комбинации, чтобы помешать ей сесть на корабль завтра. Все они одна упадочней другой. И потом, соображать не так-то просто, в то время как столь аппетитная крошка обтягивает вас плотнее, чем костюм аквалангиста. Этот контакт сбивает вас с мысли. Камилла втирается. Ее нога постоянно находится между моих ног, грудь прижата к моей, а живот прилип к моему, словно вантуз для прочистки раковины. Она разговаривает со мной губами в губы. Я почти ничего не слышу, что она говорит, из-за шума в заведении. Чтобы оценить Сиесту, надо затыкать уши затычками «Киес».

Танец закончился, и я тащу её в более тихий уголок. Наша бутылка шампанского принимает сидячую ванну в ведре со льдом и с салфеткой на шее. Мы делаем несколько глотков после того, как подняли бокал под немой, но полный обещаний тост.

— Ах, — вздыхает она, — какое счастье, что завтра я отправляюсь в этот круиз!

Что-то не клеится моё дело, не так ли? Сколько же понадобится красноречия, чтобы уговорить её бросить эту кость!

— Кстати, милая, я кое о чём подумал, когда мы танцевали, — говорю я ей.

Она обмакивает палец в свой бокал и увлажняет мне мочку уха.

— Это на счастье, — объясняет она. — И о чём же вы подумали?

Ну и работёнку мне задал Дир! Это не входит в мои обязанности. Скоро он попросит меня почистить ему ботинки или заполнить налоговую декларацию.

— Я вам сразу скажу, потому что идея просто сенсационная, мой ангел.

— Я уже облизываюсь, — смеётся моя партнерша.

— Это занятие вы можете оставить для меня, — озорничаю я. — Знаете, что мы сделаем, моя детка? Завтра вместо того, чтобы лезть на борт их посудины, мы отправимся по суше, вместе. В сторону Италии: мандолина, вино кьянти и венецианские фонари на всех этажах! Что вы на это скажете?

— Я не люблю макароны! — отвечает она серьёзно.

— Мы будем есть пармскую ветчину. Они там её режут на такие тонкие части, что сквозь них просвечивает солнце.

Она пожимает плечами:

— Это и есть ваша блестящая идея?

— Похоже, она провалилась, — хмурюсь я.

— Еще как! Мне обломился сказочный круиз, и я должна его пропустить?

Она кладёт свою руку мне на ногу и, пользуясь тем, что скатерть опущена очень низко, перемещает её (руку) довольно высоко. Но уж так высоко, что у меня начинается волнение в районе полуострова.

— Тем более что на борту мы можем делать всё, что захотим!

— С благословения моего патрона? — ворчу я.

Она прыскает.

— Он же мой дядя, так что… Да я и не думаю, что он такой уж ревнивый. И то, что мы сегодня вместе, только подтверждает это.

Не стоит держать взаперти эту милочку. От своего круиза она не отступится. Придётся применить недозволенные приёмы.