Русский капкан - Борис Яроцкий Страница 78

В то время, когда Фрося Косовицына находилась под арестом, Георгий Насонов после операции отлеживался в американском госпитале.

Трудовой Архангельск, несмотря на запрет оккупационных властей, не разрешавший любые сходки по любому поводу, готовился встречать Первомай как день солидарности рабочих всех стран.

Профсоюз действующих предприятий – лесопильных заводов и железнодорожных мастерских – решил провести митинг утром Первого мая во дворе торгово-мореходного училища. Ночью выпал снег, и сразу обнажилось множество следов, по которым не трудно было догадаться, куда направляются люди.

Еще первый оратор не успел закончить речь, как из переулка Олонецкой улицы вылетел жандармский наряд, засвистели нагайки. Люди бросились врассыпную, митингующих погнали к Набережной. Олонецкой улицей по направлению рынка шли горожане, не зная о том, что во дворе торгово-мореходного училища проходит митинг.

Но знала местная власть. Что-что, а филерская служба у социалиста Чайковского была на высоте. Многие жандармы бежали от возмездия на Север, им находилось место для работы по родственной профессии.

Конные жандармы, как бреднем, захватывали бежавших и нагайками гнали по деревянным мосткам к Набережной. Вдруг в толпе раздался выстрел из нагана – жандарм сполз под ноги лошади. Жандармы тут же обнажили шашки, принялись шашками плашмя избивать толпу. Люди забегали во дворы, хватали все, что могло лететь в жандармов.

Шум. Рев. Крики. Проклятья. Топот лошадей. Под копытами – стон и ругань.

Толпа отступала к Набережной. Негодовала. В негодующей толпе были и случайные прохожие. Среди случайных прохожих оказалось немало военных, спешивших на службу, в их числе был и прапорщик Насонов, свидетель и участник этого побоища. В стычке конный жандарм задел его шашкой – у левого виска содрал кожу, сталь достала височную кость. То ли удар был слабый, что лезвие шашки не раскроило череп, то ли в последний миг жандарм заметил, что военный – офицер экспедиционного корпуса.

Тогда многие местные жители, обносившиеся за военные годы, выменивали у иноземных солдат не новое, но добротное обмундирование – шинели, френчи, галифе и особенно ботинки из кожи аргентинского быка. Кожаные американские ботинки с двумя подошвами, на медных гвоздях, с катанными ременными шнурками – предел мечтаний аборигенов: лесорубов и охотников. Поэтому жандармы не жаловали русских северян, облачившихся в чужое. Спасибо интервентам, за два года оккупации приодели местных жителей. После Первой мировой войны до начала второй в некоторых семьях еще носили чужую военную одежду как напоминание об интервенции.

Насонова подобрали двое пожилых мужчин, по виду рабочие-железнодорожники.

– По-русски понимаешь? – спросил один из них. В руках он держал фуражку с черным кожаным козырьком.

Насонов молча кивнул.

– Куда тебя?

Ответил шепотом:

– В госпиталь. Он здесь, за углом.

В приемном отделении Георгия Насонова раздели до нижнего белья, поместили в большую многокоечную палату, приготовленную для приема новой партии раненых. Один ряд – свободные койки. Толстые стеганые одеяла аккуратно заправлены. На койках – по две пуховые подушки, на тумбочках – белые салфетки. На каждой салфетке вышит полярный медведь, – белье готовилось задолго до высадки десанта в северную область России.

Утром после сытного завтрака (консервированная телятина с рисовым гарниром, пшеничный хлеб, какао и чай) прапорщика осматривал молодой хирург с пышными усами. Судя по говору, украинец, под белым халатом погоны сержанта королевской канадской армии. Он уже ознакомился с медицинской картой пострадавшего.

– Вам, хлопче, багацько повезло, – весело говорил хирург, рассматривая рану. – Тут одно из двух: или шашка была тупая, или тупая голова.

И объяснил, почему голова:

– Видите же: жандармы упражняются в избиении толпы – отойдите в сторону, а лучше – смойтесь, и тогда вы, господин лейтенант (на нем были погоны лейтенанта американской армии) доживете до глубокой старости, а если не будете ослом, не подставите свою голову там, где вам ее могут продырявить, то, пожалуй, и пенсионом не обойдут, как всякого натурального американца… Или вы еще подданство не приняли?

– Не успел.

– Понятно. Вы из госпиталя Красного Креста. Поспешите принять подданство. Не прогадаете.

– Я учту ваше пожелание, – сказал пострадавший и улыбнулся украинцу из Канады.

– Рану вам, конечно, зашью, что и невеста не заметит, – пообещал хирург. – У вас есть невеста? Небось оставили в Америке? Кто она – афро-американка?

Георгий поднял глаза: он что – выпытывает?

И хирург, не дав пострадавшему ответить по существу, твердо произнес:

– Знаю вашего брата. Долечивал в Филадельфии…Настанет время – и в России будет мода на афро-американцев.

– Вряд ли.

– Ну, мода не мода, а после нашего пришествия в Россию след экспедиции, как рубец на теле, наверняка останется… Помните, было первое пришествие Христа, и стало сколько на земле семитов? Расползлись по нашей планете, как тараканы. Сосчитайте. В каждом из нас наверняка есть хоть капля семита. А что будет завтра? Коммуникабельность человечества усиливается.

– Вам это не нравится?

– А почему мне это должно нравиться? Мой сын пошел по моим стопам. Стал хирургом. А в нашем городе работы по специальности не нашел. Все теплые места заняли семиты.

– И кто виноват?

– Христос.

– А если бы этот самый библейский Христос был украинцем?

Хирург как держал скальпель, так и застыл, ожидая, чем еще удивит ударенный по голове русский.

Хирург не решился дальше продолжать греховный диспут.

– Так можно, господин лейтенант, и до крамолы договориться. Вам известно, что заявил своему капеллану солдат сто десятого саперного батальона? Нет? А заявил он, господин лейтенант, что видел необычный сон: будто Господь Бог уже не белого цвета кожи.