Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов - Генрих Эрлих Страница 58

Не начали. Сгустилась тьма. Напор русских ослаб. Они удовлетворились тем, что заняли ряд домов на противоположной стороне улицы. В квартирах на разных этажах то там, то тут мелькали огни фонарей, слышались радостно-возбужденные крики, взрывы смеха, сквозь пороховую гарь пробился запах мирного костерка.

Пришел фельдфебель от «познаньцев», как окрестил их Юрген. Он сообщил подполковнику Фрике, что их батальон отходит. Они были хорошими солдатами и настоящими товарищами, эти «познаньцы», не то что майор из дома напротив.

— Отходим, — сказал подполковник Фрике, — в следующий квартал. Мы там построим новую линию обороны. Русские не пройдут! — Он попытался взбодрить измотанных солдат и самого себя.

На этот раз отходили цивилизованно, без скаканья по крышам, проходными дворами и узкими прогалами между домами, которые уверенно указывал Штульдреер. Они забрали с собой всех раненых, даже лейтенанта Ферстера, которому эта переноска приносила лишь жестокие и лишние страдания. В низ окна, у которого он вел огонь, попал русский снаряд. Ферстера, нашпигованного осколками, отбросило к дальней стене комнаты, на нем живого места не было. Его несли два санитара на самодельных носилках. Юрген нес одного из солдат своего взвода, которому осколок размозжил колено, он нес его, как пастухи носят овец, взвалив на спину. Солдат тихо стонал, его безвольно болтающиеся руки били по ногам Юргена.

У следующего квартала их встретил очередной майор с очередной диспозицией.

— Вашей роте отведен дом номер тридцать шесть, — сказал он, — третий дом за углом по правой стороне.

— Вы, обер-лейтенант, командуете ротой, — сказал Фрике Вортенбергу, — а чем командую я? — Это была грустная шутка.

— У вас раненые, — с неопределенной интонацией, вопросительно и с каким-то изумлением, сказал майор, — здесь в принципе есть госпиталь, в бомбоубежище, в паре кварталов отсюда. — И он принялся объяснять, как туда дойти.

— Я знаю, где это, — прервал его путаные объяснения Штульдреер, — я покажу. Я и сам хотел доложить вам об этом, герр подполковник, — сказал он, обращаясь к Фрике.

— Обер-фельдфебель Вольф, обеспечьте доставку раненых в госпиталь, — приказал Фрике.

Это было обычное бомбоубежище, предназначенное для жителей окрестных кварталов, бетонная коробка, немного утопленная в земле. Сейчас половина помещений была заполнена ранеными. Это нельзя было назвать госпиталем, раненых здесь могли только перевязать, а потом сменить пропитанную кровью повязку. Здесь и врачей-то почти не было, зато много добровольных помощниц.

— Зачем вы его сюда принесли? — закричал фальцетом сухонький старичок в медицинском халате, показывая на лейтенанта Ферстера.

— Здесь в округе нет другого госпиталя, — сказал Юрген.

— Ему не нужен госпиталь, ему нужно кладбище. Здесь вся округа — одно большое кладбище. Несите его туда, — сказал старичок, сникая, — мы уже устали выносить умерших.

Юрген перевел взгляд на лейтенанта Ферстера. Тот был мертв. Они оставили его тело там, несмотря на протесты, у них не было времени хоронить его, а бросить его как вышедшую из употребления вещь на груду других мертвых тел они не могли, ведь он был их товарищем.

В помещении, где лежали раненые, горели карбидные лампы, но другие помещения и коридоры были погружены в темноту, лишь тускло мерцали потолки.

— Потолки покрашены специальной люминесцентной краской, — пояснил Штульдреер, — на случай отключения электричества. Они светятся в темноте. Они долго светятся. Но электричества здесь нет еще дольше. И нет горючего для автономного генератора.

— Ваши здесь? — спросил Юрген.

— Нет, они ходят в бункер, это намного дальше, но там лучше и безопаснее: там туалеты, свет, вентиляция, зенитки на крыше, много зениток. Только выходить надо загодя, чтобы занять места для ночлега.

У выхода сидели трое мужчин в эсэсовской форме с поблескивающими офицерскими погонами. Юрген не придал их форме никакого значения, за последние дни он кого только не видел в эсэсовской форме, — в нее обряжали и новобранцев, и фольксштурм, и девушек-доброволок. Складывалось впечатление, что Берлин обороняли почти одни эсэсовцы. Что не вызывало сомнений, так это их ранения, так сидеть, сторожко устроив свои тела, могли только раненые. И еще они были крепко пьяны, на импровизированном столике между ними стояли кружки и две бутылки шнапса, почти пустые. Роль столика выполняли два заколоченных ящика с взрывчаткой.

— Придут русские, все взорвем к чертовой матери, — сказал мужчина с забинтованной ногой, перехватив взгляд Юргена.

— Кишка тонка, — сказал Юрген.

— Придержи язык, вошь армейская. Все беды рейха от вас, Вермахта, все вы в душе трусы, дезертиры и предатели.

Юрген, конечно, нарочно спровоцировал этого пьяного эсэсовца, чтобы иметь моральный повод сцепиться с ним и отобрать взрывчатку. Но тот перегнул палку с ответом. Кровь бросилась в голову Юргену, и он применил запрещенный прием — врезал сапогом по перебинтованной ноге мужчины. Тот вскрикнул от боли и мгновенно отключился. «Может быть, так даже лучше. Для него лучше и для всех», — успокоил совесть Юрген. Товарищи побитого эсэсовца потянулись к пистолетам, но быстро оставили свое намерение под строгими взглядами Красавчика и Брейтгаупта. Красавчик наклонился, взял початую бутылку шнапса, сделал глоток, протянул бутылку Юргену, поднял ящик с взрывчаткой и легко закинул его на спину.

— Это ты правильно придумал, — сказал он Юргену, — взрывчатка лишней не бывает.

Юрген послал Штульдреера и двух солдат пройтись по помещениям, собрать все оружие, а главное — патроны и гранаты. Они им были нужнее. Те вернулись с целым арсеналом. За их спинами разгорался спор: что лучше — иметь оружие или не иметь, когда сюда ворвутся русские. Судя по отточенности формулировок, спор велся не впервые. «Не иметь», — высказал свое мнение Юрген, про себя высказал, его бы все равно никто не послушал.

Они шли по пустынной улице, держась в густой тени от стоявших домов. В одном месте им пришлось обойти кучу битого кирпича и мусора — стена дома была обрушена попаданием бомбы или тяжелого снаряда.

— Тут, за углом, мой дом, — сказал Штульдреер, заметно нервничая, — я только посмотрю, одним глазком.

Он пошел вперед, ускоряясь с каждым шагом, на перекресток он уже выбежал тяжело, по-стариковски переставляя ноги. И вдруг изогнулся дугой, забросив руки назад, и рухнул на землю. Юрген не расслышал акцентированного звука выстрела в общем фоне спорадической стрельбы, который после грохота дневного боя воспринимался как тишина, поэтому в первый момент подумал, что старик увидел что-то страшное, свой разрушенный дом или тело любимого человека, и его сердце не выдержало. Но это была пуля, усталая, заблудившаяся в незнакомых улицах пуля, нашедшая жертву себе по силам. Она пробила маленькую аккуратную дырочку в кителе Штульдреера, на спине, над самым брючным ремнем, и воткнулась в позвоночник, даже крови не было.