Желтый саквояж - Николай Дмитриев Страница 45

Оказавшись рядом со ставшим таким важным сокамерником, Дмитро решился остановить его и севшим от волнения голосом попросил:

— Пане Голимбиевский, допоможить… [183]

Секунду тот недоумённо смотрел на Дмитра, но потом удивлённо воскликнул:

— Ты?.. Уцелел?

— Я, пане Голимбиевский, я… — Дмитро криво улыбнулся.

В ответ Голимбиевский тоже заулыбался.

— Ты как?.. Где?.. Помочь-то тебе чем?

— Мени б грошей трохи. Я потим виддам… — засмущался Дмитро. — Я ж тут в сарае весь час ховался [184]…

— А, так ты ж есть хочешь, — догадался Голимбиевский и решительно предложил: — Пошли накормлю…

Он потащил Дмитра в сторону от площади и завёл в явно недавно открытую харчевню, на стене которой красовалась надпись: «Вода содова».

Здесь Голимбиевский заказал Дмитру жареной домашней колбасы и, подождав, пока парень малость насытится, спросил:

— Что делать-то думаешь?

Дмитро жадно сглотнул очередной кусок и помотал головой.

— Не знаю, пане…

— Не знаешь… — Голимбиевский хитро посмотрел на парня. — Слушай, а в полицию служить пойдёшь?

— Куда? — от неожиданности Дмитро даже перестал жевать и неуверенно возразил: — А меня разве возьмут, я ж в КПЗУ был…

— Возьмут. Тюрьма, брат, лучшая прививка от большевизма, — и Голимбиевский подвинул тарелку ближе к Дмитру…

* * *

Лейтенант НКВД Игнат Соколов пробирался в город берегом небольшой речки. Здесь густо разросшиеся кусты подступали к самой воде, и в случае какой-либо опасности был шанс немедленно скрыться с глаз. Правда, дальше, уже по открытому месту, речушка текла прямо через город, но лейтенант не без основания надеялся, что немецких постов там нет.

Вообще-то Соколов знал, что рано или поздно встречи с патрулями не избежать, и на этот случай кое-какие документы у него имелись, но лучше, если это произойдёт позже, когда он более-менее сможет осмотреться, а пока его целью было по возможности незаметно выйти на нужный адрес.

По заданию, полученному буквально на днях, ему следовало надолго осесть в этом городе и постараться устроиться на работу. Конечно, паспорт с нужной пропиской у лейтенанта имелся, но пока что советский, и ему ещё предстояло обзавестись новыми документами.

Прикидывая на ходу, как ему лучше добраться к дому, где его должен был ждать свой человек, лейтенант обогнул очередной куст и остановился. Дальше у реки шли какие-то работы. Человек сорок, рассредоточившись вдоль берега, вбивали по урезу деревянные колья. Судя по тому, что в стороне от работающих торчал вахман [185], это была немецкая затея, и, похоже, дальше следовало идти с опаской.

Впрочем, по тропке с косогора мимо вахмана то и дело спокойно проходили люди, явно не имевшие к работам никакого отношения, и Игнат решил рискнуть. Поднявшись выше по косогору, он выбрался на тропинку и уже по ней пошёл дальше.

Тревога оказалась напрасной. Вахман, наблюдавший за работами, даже не взглянул в сторону лейтенанта, и тот без помех вышел к пруду, возле которого даже сейчас торчало несколько заядлых рыбаков. Вспомнив карту, лейтенант понял, что где-то рядом должен быть мост.

И точно, через каких-то сотню метров Игнат увидел этот мостик и, немного поколебавшись, поднялся к нему. Здесь уже шла городская улица, было довольно много прохожих, и лейтенант, смешавшись с ними, зашагал по дороге, поднимавшейся на центральный холм.

Теперь Соколов шёл, напряжённо поглядывая по сторонам, ожидая вот-вот увидеть немцев, и не ошибся. Он как раз поравнялся с довольно помпезным зданием бывшего Дома Красной армии и увидел, что на ступеньках главного входа возле парных статуй лётчика и пехотинца фотографируют друг друга солдаты в форме «фельдграу». Над ними на уровне второго этажа висел разорванный на куски большой портрет товарища Сталина, и только теперь лейтенант ясно осознал, что он находится в оккупированном городе.

Впрочем, к неприглядному дому, стоявшему на кривой улочке, огибавшей холм, Игнат добрался без приключений. Дом построили на склоне, и потому с улицы он был одноэтажным, с задней же стороны у него было ещё и довольно солидное цокольное помещение.

Зайдя во двор, лейтенант по наружной лестнице поднялся на второй этаж и, поколебавшись секунду, крутнул звоночек. Дверь открыл молодой парень и выжидательно посмотрел на гостя.

— Вы Сергей? — спросил лейтенант и, когда хозяин молча кивнул, добавил: — Я к вам от Ардальона Анатольевича.

— Как он? — не удивившись, спросил парень.

— Просил приютить, — улыбнулся лейтенант.

— На сколько, на пару дней или на неделю? — искоса глянув на гостя, поинтересовался хозяин.

— На полторы, — коротко ответил лейтенант, и парень, кивнув, отступил в сторону, приглашая войти.

В убого обставленной комнатушке Сергей усадил Соколова за стол и первым делом спросил:

— Как добрались?

— Без приключений, — коротко ответил лейтенант и, в свою очередь, поинтересовался: — А как тут?

— По-разному…

Так и не присевший к столу хозяин, потоптавшись по комнате, прошёл в маленькую кухоньку, и через минуту там зашипел примус, а ещё чуть позже Сергей, вернувшись назад, сказал:

— Сейчас чай пить будем. С дороги в самый раз…

Теперь хозяин тоже присел к столу и молча смотрел на гостя, явно ожидая, что тот скажет.

Лейтенант это прекрасно понял, однако разговор всё-таки начал с нейтральной темы, задав вопрос:

— Я, как сюда шёл, на берегу речки каких-то арестованных видел. Работают под охраной.

— А это немцы евреев собрали, и они зачем-то речной берег хворостом укрепляют, — пояснил Сергей.

— Порядок, значит, наводят?.. — уточнил лейтенант.

— Ну да, «орднунг». — Сергей неожиданно выругался. — Ещё тот порядок! В парке памятник товарищу Сталину кувалдой разбили…

— Что, немцы? — удивился лейтенант.

— Какое там… — махнул рукою Сергей. — Местные. А немцы тех же евреев заставили все бюсты выдающихся деятелей, что при советской власти установили, снять и на Згариско в старых колодцах закопать…

— Згариско, это где? — не понял лейтенант. — На штабной карте я такого названия не видел.

— Новое, — пояснил Сергей. — Там, где обе наши речки близко протекают, дорога по холму идёт. Узкое место. А это ж стратегическое шоссе. Вот немцы и бомбили так, что там одни развалины остались. А так ничего. И Заречье, и окраины остались целые…