Желтый саквояж - Николай Дмитриев Страница 44

— Это если договоримся… — как-то двусмысленно заметил Стрилець, а Смерека, посмотрев в упор на Змия, спросил:

— А как ты всё это представляешь, друже?

— Как? — переспросил Змий и немного подумав, сказал: — Видверто кажучи, и москали, и нимци нам вороги [181]. Но они воюют друг с другом, и наверняка будут предельно ослаблены, вот тогда выступим мы.

— Каким образом? — бросил Стрилець.

— Общее восстание, — убеждённо заявил Змий. — Мы захватим города, железнодорожные станции, дороги, и тогда будет наш верх!

Змий поочерёдно посмотрел на своих собеседников, и тут Смерека, внезапно вспомнив бесконечные колонны грузовиков, виденные им на улице Легионов, негромко возразил:

— Согласен, выступить можно. Но у немцев и россиян танки, самолёты, пушки. У них оружие, снаряды, патроны. И если будет восстание, то это война не на один день. Где тогда нам всё это брать?

Змий, словно только теперь подумав об этом, растерянно умолк, зато Стрилець как-то загадочно усмехнулся:

— Нам всё это дадут. Есть такие державы, которые согласны, чтобы Украина была вильною и незалежною.

И Смерека, и Змий поняли, кого он имеет в виду, и, не подвергая сомнению его слова, согласно кивнули. Стрилець же ещё раз усмехнулся и уже совсем по-деловому заметил:

— Нам пока что не о будущем восстании думать надо, а о том, что именно сейчас для нас главное.

— Так это же ясно! — с жаром ответил Змий. — Нам везде надо своих людей ставить. Всё равно немцы без нас никуда. А если по селам та мистечкам будет наша администрация, да вдобавок ещё и полиция, то…

Змий не договорил, зато Стрилець, словно продолжая свою собственную мысль, заключил:

— Полиция полицией, это позже, а сейчас, немедленно, нашим людям надо начать сбор брошенного оружия и, главное, используя момент, создать свои группы самообороны.

Зачем такие группы нужны, Стрилець не сказал, но оба его собеседника и так поняли, что это не что иное, как первые шаги по созданию собственных вооружённых сил…

* * *

Дмитро Иванчук почти неделю безвылазно просидел в дровяном сарае. Ему казалось, что как только он покинет своё убежище, его немедленно схватят и вернут назад в тюрьму или хуже того — сразу расстреляют. О том, чтобы переплыть реку и уйти к себе в село, он даже не помышлял, отлично зная, что стоит ему только появиться дома, как Гараська Патынок или ещё кто из активистов немедленно донесут куда следует.

Правда, начавшийся практически беспрерывный обстрел центра города давал Иванчуку надежду, что, может быть, вскоре всё изменится, и он, как мог, тянул время. Напоследок Ирена Ковальская оставила ему кое-какую еду, и Дмитро терпеливо ждал. Однако харчи кончились, и уже третий день во рту беглеца маковой росинки не было, отчего он мог думать только о хлебе.

В конце концов голод заставил Иванчука оставить дровяной сарай, и он, перелезши через ограду, вышел на улицу, где было на удивление тихо. Никаких прохожих не появлялось, из-за заборов не выглядывали любопытные, а обывательские дома, густо жавшиеся к дороге, вообще казались вымершими.

Так никого и не встретив, Дмитро дошёл до перекрёстка, свернул за угол и тут испуганно остановился. Чуть дальше на тротуаре группой стояли солдаты в незнакомой серо-зелёной форме и о чём-то возбуждённо толковали. Поняв, что это немцы, Дмитро на всякий случай хотел было вернуся назад, но тут увидел, как какие-то дядьки в вышиванках смело прошли мимо солдат, которые, ни на кого не обращая внимания, продолжали весело гоготать.

На всякий случай перейдя улицу, Дмитро тоже прошёл мимо солдат и, уже осмелев, увереннее зашагал дальше. Ближе к центру людей становилось всё больше, одна за другой проносились машины, и вдруг Дмитро увидел, как из двора выехала повозка, до отказа гружённая ящиками с сельтерской.

Это значило, что в городе началась обычная жизнь, и мысль о еде с новой силой вновь овладела Дмитром. Теперь он шёл, прикидывая, где бы можно было малость подкрепиться, но чем больше парень об этом думал, тем яснее понимал, что мечты эти несбыточны.

Денег у него никаких не было, обменять что-либо из одежды — пустое дело, и Дмитро шёл, куда глаза глядят, не зная, как быть дальше. Правда, в одном месте из проулка так густо потянуло вкусным запахом солдатской кухни, что Дмитро даже приостановился, но, увидев сновавших неподалеку немцев, только вздохнул и понуро зашагал дальше.

Внезапно откуда-то издалека донёсся звон церковного колокола. Дмитро прислушался, встрепенулся и, решив, что уж где-где, а на паперти он может хотя бы на что-то надеяться, заторопился в ту сторону, с удивлением заметив, что одновременно с ним туда же идёт довольно много людей.

Ноги привели Дмитра в Старый город. Колокол, на звук которого шёл Иванчук, перестал звонить, но народа кругом становилось всё больше, и парень, решив, что идёт правильно, несколько приободрился. По улице Кафедральной он дошёл до костёла, обогнул отдельно стоявшую звонницу и тут замер от удивления.

Вся площадь перед замком была заполнена горожанами. Правее воротной башни, рядом с одноэтажным зданием бывшей жилконторы, Дмитро углядел невысокую трибуну, увитую свежей зеленью. Стоявшие на ней несколько человек о чём-то совещались, и Дмитро заинтересованно начал осматриваться.

Дальше, чуть в стороне от здания жилконторы, над головами собравшихся высился дубовый крест с прибитой к нему табличкой. Что на ней написано, Дмитро разглядеть не мог и принялся было протискиваться ближе, но тут один из стоявших на трибуне сделал шаг вперёд и громко выкрикнул:

— Шановне товариство! [182]Мы все свидетели преступления учинённого большевистскими палачами против украинцев! Тут, под этим крестом лежат замученные большевиками лучшие из лучших. Те, кто хотел свободы и счастья для своего народа!

В ответ на этот эмоциональный выкрик толпа загудела, и то тут, то там начало раздаваться:

— Проклятые палачи!.. За что людей убивали?..

— Всех постреляно!.. Матка Боска, всех!..

— За что убивать?!

Слыша всё это вокруг себя, Дмитро завертел головой и внезапно понял, что речь идёт о том расстреле в тюрьме, которого он сам чудом избежал. Одновременно парень разглядел за деревьями край той самой стены с ещё заметным проломом, и жаркая волна ударила ему в голову.

Ещё не понимая, зачем он это делает, Дмитро начал проталкиваться ближе к трибуне, а подойдя, вдруг узнал среди стоявших там людей бывшего с ним в одной камере пана. И сразу в голове парня возникала мысль, что именно к этому человеку он может обратиться за помощью.

Тем времена митинг шёл своим чередом, толпа волновалась, шумела, местами раздавался истеричный плач, но теперь внимание Дмитра было сконцентрировано только на одном, и когда, едва закончив выступления, верховоды сошли с трибуны, Дмитро стал пробираться к ним поближе.