Тайна президентского дворца - Эдуард Беляев Страница 45

Сергей Петрович Тутушкин в составе 311-й стрелковой дивизии участвовал во взятии Берлина. Отсалютовав победе, капитан, политрук роты выполнял особое задание советского правительства по вывозу золотого запаса Германии. Инструктировал его лично Маршал Советского Союза Жуков. В распоряжение Сергея Петровича поступило восемь солдат, один офицер НКВД-НКГБ и две автомашины. Сработали очень быстро. Последнее отметить важно, так как золото вывозили из Западного Берлина, его умыкнули из-под носа союзников — англичан и американцев. Ко времени акции это была уже их зона ответственности. В июне маршал Жуков выразил Тутушкину особую благодарность за выполнение задания, вручил радиоприемник (конечно же, трофейный) и личные часы (думаю, таких «личных» у товарища маршала было много, навалом и в разном металлическом обрамлении). На радостях, а может, действительно от высокого сознания, свойственного политрукам стрелковых рот, Сергей Петрович осудил позорный поступок офицера-чекиста, который похитил четыре «кирпичика» золота. Офицера разжаловали в рядовые и отправили в тюрьму на 12 лет. Вторые часы за это Тутушкину не дали, но похвалили, и в дальнейшем он пользовался большим авторитетом у начальников.

В марте 1979 года Сергей Петрович был направлен в Афганистан в качестве заместителя главного военного советника — начальника политотдела советнического аппарата. Осенью восемьдесят третьего представилась возможность поговорить с ним, инспектором политуправления сухопутных войск. Встретились в гостинице «Пекин». Это «чекистское гнездовье» определил сам Тутушкин. Не было большим секретом, что гостиницу негласно арендовал Комитет, и его сотрудники, прибывающие в командировки или переведенные в Москву к новому месту службы, неизменно останавливались и проживали в заранее заревизированных номерах, а также хорошо прослушиваемых. Поэтому когда мы, слушатели редакторского факультета академии, собирались в гостях у майора Маклакова, газетчика от чекистской ипостаси, либо в голос хвалили партию родную, либо молча и взахлеб пили, изредка общаясь междометиями. Известно, что это слова, которые выражают чувства и побуждения говорящего, но не называют их. Приблизительно светская, одновременно и застольная беседа «академиков» выглядела так: «Увы. Ба! Ух! Шш… Эй. Но! Тпру! Ах! Гм! Ай, хлоп, цыц, трам-тарарам! Ух!..» Живительно-желанное, с намеком: бух-бух — и понятное без чоканья рюмками — бац, бац! И, наконец, — «эк на вас погибели нет». Дуристикой можно было и не маяться, мэкая-бэкая, и завернуть в другое питейное заведение попристойнее, где тебя, по крайней мере, не прослушивают. Но в «Пекине» на этажах водка для своих была не в цене. Почитай — дармовая. А из них, чекистов, «свой» у нас был только один — Коля Маклаков.

Во время встречи с Сергеем Петровичем он пролил свет правды на многое из тогда сокрытого. Увиделось совершенно по-иному и отравление гостей и самого Амина, и смерть нашего полковника-врача при штурме, и захват объектов в городе Кабуле. Мы говорили долго под смену настроения, немудреных блюд и немногих посетителей. Коснулись разговора и о банке, захваченном в ту ночь, о котором нигде «ни гу-гу».

Необходимо пояснить, отчего я тогда со столь навязчивой настойчивостью начал интересоваться этим банком. Живет на земле, и дай ему Бог долгих лет жизни, Виктор Иванович Сарианиди. «Шлиман Востока», ученый с мировым именем. Грек. За полстолетия подвижнической деятельности в области археологии им совершены великие открытия: неизвестные царства, новые цивилизации, памятники архитектуры, предметы искусства. Саша Карайсаридис, сын греческих эмигрантов и весьма известная личность в определенных кругах Ташкента, организовал мне встречу с Виктором Ивановичем весной 1980-го. В разговоре мы не обошли и ограбление кабульского банка, о чем я не имел ни малейшего представления. Сарианиди, напротив, знал, что наши спецслужбы в ту известную ночь изрядно поработали с сейфами и хранилищами. Но ему не было ведомо о судьбе предметов, к которым он имел самое непосредственное отношение. Я действительно ничего не знал — о чем и сообщил милейшему Виктору Ивановичу. Он не скрывал своего огорчения и рассказал мне о золоте Бактрии. В 1968 году профессор Сарианиди открыл столицу древнего Бактрийского царства. Экспедиция под его руководством работала десять лет. 15 ноября 1978 года были обнаружены первые золотые предметы. Так явило себя миру «золото Бактрии». В течение полугода археологи нашли еще семь погребений, шесть из них были раскопаны (более 20 тысяч изделий из золота и драгоценных камней). Перед вторжением наших войск раскопки были приостановлены. Сарианиди предложил афганским властям временно вывезти эти ценности в СССР, чтобы уберечь от войны и разграбления. Афганцы заявили, что оставление бактрийского клада — символ стабильности Афганистана, и отказались.

Узнанное интриговало, и я при всяком случае пополнял информацию. По данным газеты The Art Newspaper, советские войска в первую же ночь захвата учреждений Кабула пытались добраться и до сокровищ. Репортер приводил ряд свидетельств тому, сопровождая текст фото: изуродованные пластиковыми минами запоры сейфов, взорванные двери хранилищ, проделанные «инженерно-саперным способом» проходы и дыры в бетонных и стальных стенах и переборках. Гулям Дастагир Панджшери, с которым мне довелось быть в нескольких поездках, ничего существенного по поводу драгоценностей не добавил. Тему ограбления советскими солдатами банка категорически отказался обсуждать и так, надо думать, струхнул, что первоначальный план слетать в Балх позже сам же и отменил. А «экспедицию» в Балх мне организовал генерал-лейтенант Илья Филиппович Пономаренко, командовавший в Мазари-Шарифе запасным командным пунктом 40-й армии.

Последний раз золото Бактрии видели в 1995 году. Незадолго до того прошел слух (обнародованный во французской газете «Ле монд»), что Виктор Сарианиди тайно вывез сокровища в СССР, где с золотых вещей сделали копии, которые и отдали афганцам. Власти Афганистана, чтобы развеять эти слухи, пригласили всех желающих — политиков, журналистов и историков-экспертов — в кабульский банк и показали им коллекцию.

У Сергея Петровича лицо полное, доброе, не волевое. Передо мной сидел учитель начальных классов сельской школы, а не боевой генерал, прошедший войну и переживший много чего тяжелого. Лоб высоченный, прическа прямая назад «а-ля питерский пролетарий», мягкие складки ниспадают с уголков губ и прячутся за кругловатым подбородком. Нос — картошкой. Говорок его слушать в удовольствие — образно, умно. Однажды наш разговор прервали. Двое. Солидные, какой-то особой властной стати и покроя. Мне увиделось — партноменклатурного. С достоинством, неспешно, оглядели неживым взглядом зал. Но увидев нас, один толкнул другого в бок и указал глазами. Тот несколько растерялся. Однако, сохраняя величавость, приблизился, вышагивая мягко и ровно неся спину, и обнял Сергея Петровича.

— Смакуете супчик Мао Цзэдуна?

— Да нет, солянкой закусили. Хоть мы и в Пекине пребываем, но погружены в Кабул — вот пресса кровь мне потихоньку пьет, воспоминания будоража. Знакомьтесь…