Дух, брат мой - Андрей Грешнов Страница 35

Ткнув пальцем в здоровенную дыню, я спросил уже по-пакистански: «Кетна пайса?» (Почем?). Этой фразе меня научил мой товарищ, который в свое время работал в той стране переводчиком на какой-то стройке. Духи, что сидели сверху, зашевелились и начали тараторить на родном языке. Я затягивался сигаретным дымом, решая, что же делать дальше. Мысли — ни хорошие, ни плохие, больше в голову не приходили. Кроме сказанных самим собой нескольких фраз, я больше ничего не понимал. Вот, козлина, и пришел тебе шандец. И на кой ляд поперся в этот треклятый Кандагар? Говорили же. Перед отъездом на Родину надо дома сидеть и вообще, по возможности, спать. Пока я затаптывал бычок, ко мне со спины подошли двое низкорослых аборигенов с автоматами на плечах. Один из них, что-то прокаркав «торговцам», взял меня за рукав куртки, и осторожно потянул за собой куда-то вбок. Ярким буквами в мозгу загорелось слово «П…ец». Я, повинуясь, пошел за ними, понимая, что устраивать драку было не к месту — не Шварцнеггер.

Через пару минут я увидел длинный дувал, который служил ориентиром моего местонахождения, а еще через несколько секунд понял, насколько же хорошо владеет русской ненормативной лексикой Сардар. Ребята, вытащившие меня из базарной клоаки, оказались МВДшными операми. Зоркий начальник царандоя вовремя спохватился и бросил на прочесывание базара все имевшиеся в его распоряжении на тот момент силы. Они искали меня минут сорок, а я думал — минут пять. Сардара я запомнил на всю жизнь.

Хорошенечко поразмыслив ночью о том, что же такое со мной творится, я решил больше судьбу не искушать, на «экскурсии» не ездить, а пойти старым проверенным путем — отдать себя в лапы местной «охранки», чтобы собрать хоть какие-нибудь полезные для себя сведения. И когда вся компания собиралась ехать знакомиться с Черной площадью и местным махбасом (тюрьмой), Сардар сдал меня, с явным облегчением, заместителю начальника города по безопасности Нуру Хайдару. Хотя должность Хайдара по всем параметрам была ниже сардаровской, «моавенэ аваль» относился к нему с явным глубоким уважением. Когда мы зашли в скромный кабинет работника МГБ, Сардар первый подал руку и стал целоваться. Сам отдел СГИ, которым руководил Нур Хайдар, располагался в светлом одноэтажном здании, окруженном по периметру высокой добротной стеной с колючей проволокой.

Я вкратце объяснил Нуру Хайдару, что мне собственно нужно. Меня не интересовали контрреволюционеры, уже отбывающие наказание. Обстановка в городе и в кандагарских уездах менялась стремительно. Нужен был совершенный «свежак» — люди отловленные безопасностью буквально на днях, в отношении которых еще проводились следственные действия. Не долго думая, он отвез меня в какой-то очень мрачный следственный изолятор, оставив на попечение молчаливого сержанта.

В камеру одного за другим заводили «свежих» духов, многим из которых грозил расстрел за совершение особо тяжких преступлений, связанных с убийством «полевых» агентов и внедренных в банды сотрудников госбезопасности. Разговор с некоторыми из них я записывал в блокнот, огрызки которого лишь недавно обнаружил, копаясь в старых вещах. На 99 процентов из ста, этих людей уже нет в живых. Признательные показания им уже ни навредят, ни помогут, но могут служить историческим свидетельством того, что творилось в Кандагаре в те далекие годы.

Рахматулла, 18 лет. По его собственным словам, неграмотный. Отлично говорит на дари. Находится под следствием за убийство работника МГБ в уезде Аргандаб. Из живых родственников — мать и маленький брат. Отец и двоюродный брат убиты советскими военными. В 1986 году в Аргандабе участвовал в пленении трех советских солдат с целью обмена или получения денег. Из-за нужды, вслед за отцом вступил в ряды НИФА. Просит о пощаде и «содействии мошавера в том, чтобы его оставили в живых». Совсем еще пацан. Когда его уводят, сержант говорит, что его точно расстреляют.

Джума Хан, 23 года. Неграмотный. Принадлежит к племени ачакзай, боевик гульбеддиновской ИПА. Воюет уже три года в уезде Торкоталь. Был захвачен в плен при попытке захвата ночью кандагарского аэродрома. Их группой командовал непосредственно советник из Пакистана (его тоже захватили в плен и готовят к пересылке в Кабул). По его словам, в этом районе Афганистана по взаимной договоренности душманы не воюют с ИОА, хотя у той организации здесь очень слабые позиции и ее в принципе легко уничтожить. Ему грозит только тюремный срок.

Абдул Гаффар, 22 года. Член гульбеддиновской ИПА. Воевал с шурави в районах Чарсу Хазреддин и Кабул Дарваза. Нападал на советские заставы. В группе ИПА — 2 года, до этого в течение пяти лет воевал в составе группировки НИФА Гейлани. В одном из боев потерял оружие и был подвергнут остракизму со стороны своих соратников. Ушел в ИПА, где его очень хорошо встретили. Ежемесячно получал от арабского инструктора зарплату в размере пяти тысяч афгани. По его словам, «за семь лет войны он убедился, что сам занимался подрывной деятельностью». Желает только одного — «остаться в тюрьме, где его кормят и не делают ничего плохого». По его словам, когда вокруг Кандагара стояли советские войска, они бомбили и обстреливали из пушек всю местность без разбора. В конце 1987 года участвовал в захвате в плен четырех советских военнослужащих — двух солдат и двух «советников» (так в тексте допроса) в провинции Кандагар. Солдат впоследствии обменяли на своих соратников, отбывавших наказание в тюрьме. Двух советников услали в Пакистан, обвязав им шеи веревками и заставив тащить на себе оружие. По словам Гаффара, до 1986 года за одного пленного давали 14 автоматов Калашникова, за пленного старшего офицера можно было выручить до одного миллиона афгани. Советников обменять не удалось, их расстреляли. Одного — в районе Минара, другого — в Аргандабе.

Спустя 17 лет, мне доподлинно стало известно, что же случилось тогда на самом деле. В тот период душманы не захватывали в плен ни одного советника. Видимо за советников они приняли прапорщика и лейтенанта, которые как раз в то время исчезли вместе с двумя водителями «наливников». Этих горе-бойцов искали все — и царандой и ХАД. Выяснилось, что эти шурави решили подзаработать на продаже бензина и заехали в один из переулков недалеко от Черной площади. Там-то их душманы и повязали. Вместе с ними безвозвратно исчезли и машины с бензином.

По данным Гаффара, на пакистанской территории в районе Сорхаб находилась специальная тюрьма для советских военнопленных. Пленные ее взорвали, сами при этом погибнув. С тех пор захваченных в плен уже не гоняли в Пакистан, а пытались обменять или продать на месте. В районе Маладжат нападали на советские воинские подразделения. «Мы стреляли по ним из автоматов, — говорит Гаффар, — а они по нам из орудий. Захватили в плен несколько советских артиллеристов, обменивать не стали, а расстреляли. Шурави массово уничтожали мирное население. Это зверство творилось повсеместно».

Абдула Гаффара, который проходил военную подготовку под руководством арабского советника в лагере «Аль-джихад хоспаталь» на пакистанской территории, ждал расстрел.

Ашраф, возраст не известен. Проник на территорию Афганистана из Пакистана вместе с тремя офицерами «спешиал брэнч» пакистанской военной разведки CID. В составе группы советников — полковник Мохаммад Аслан и его заместитель Голь Мохаммад Астар. Занимался активной политической антигосударственной деятельностью, участвовал в разработках военных операций против правительственных войск. Его ждет этапирование в Кабул.