Дух, брат мой - Андрей Грешнов Страница 34

Асадулла Насрат многого не успел доделать в своей жизни, однако именно он стоял у истоков создания Национального отечественного фронта, который объединил в годы революции в своих рядах десятки религиозных и общественных организаций Афганистана, организовал проведение подготовительной конференции к Первому съезду Высшего совета улемов и духовенства. Он, как и сотни других честных священников, погиб.

Не их вина в том, что в Афганистане не получилось построить общество взаимного уважения, равенства и справедливости, а все утонуло в крови. Имена честных мулл, маулави, имамов, муэдзинов поднимались на щит, в том числе и теми, кто в «мутной воде» революции ковал свое личное благополучие, мало думая о своем народе. Конечно, они заблуждались, наивно полагая, что настал именно тот момент, когда можно на деле осуществить принципы социальной справедливости, завещанные правоверным пророком Мухаммедом. Они погибли, но стали шахидами.

Вспоминая многих из них, я часто думаю, как бы они улыбались, если я вдруг спросил бы их, кто такие «шахидки» или что такое «пояс шахида». Но не осмеяли бы меня, а просто сели бы на ступеньки перед входом в мечеть и рассказали о том, как оно есть на самом деле, не преминув упомянуть ласкающее мое ухо имя пророка Исы.

Вот они, имена лишь некоторых миротворцев — шахидов, погибших в период с 27 апреля 1979 по 21 марта 1983 года, которые не следует забывать ни мусульманам, ни православным, ни католикам, ни протестантам, если, конечно, мы все не хотим окончательно превратиться в зверей, реагирующих только на запах крови.

Маулави Саид Мохаммад Амин (по прозвищу Садр), член Высшего совета улемов и духовенства Афганистиана, член Управления по делам исламской религии

Маулави Асадулла Насрат Андхои, член Высшего совета улемов и духовенства Афганистана

Маулави Ага Мохаммад Лудин, член Высшего совета улемов и духовенства Афганистана

Маулави Насрулла Гардези, член Высшего совета улемов и духовенства Афганистана

Маулави Шейх Саид Мохаммад Аббаси, член Высшего совета улемов и духовенства Афганистана, член Управления по делам исламской религии

Маулави Абдул Маджид, член Высшего совета улемов и духовенства Афганистана

Маулави Абдул Хаким Джаузджани, член Высшего совета улемов и духовенства Афганистана

Маулави Рахматулла, член Высшего совета улемов и духовенства Афганистана

Маулави Мохаммад Карим Кандагари, герой англо-афганской войны

Маулави Саид Абубакар

Маулави Баха уд-Дин Ваэз

Маулави Мир Абдул Хах, религиозный теософ

Маулави Абдул Рауф, глава Филосовского центра мечетей «Фекр аль-Модарес»

Маулави Абдул Рахим, проповедник священной мечети одеяний пророка Мухаммеда

Маулави Исмаил Джамшид из Герата

Маулави Абдулла из Герата (реставратор мечети Джами)

Маулави Шейх Ахмед из Герата

Маулави Гулям Расул из Герата

Маулави Насреддин из Герата

Маулави Абд Ур-Рашид из Балха

Маулави Шингали из Балха

Маулави Шейх Абдул Азиз из Балха

Маулави Сарвар, член департамента проповедников в Управлении по делам исламской религии ДРА

Маулави Абдул Гаффар Ахунд-зада из Газни

Маулави Саид Джаффар Ахунд-зада из Газни

Маулави Абдул Гаффур из Газни

Маулави Абдул Салам из Газни

Маулави Гулям Мухауддин из Газни

Маулави Факир Мохаммад из Газни

Мулла Шахвали Гарибъяр из Лагмана

Мулла Абдул Хай Фарьяби из Фарьяба

Мулла Абдул Вахаб из Парвана

Маулави Абдул Азиз Хабиби из Гор

Маулави Шейх Али Хусейн Нуттаг

Аль-хадж, маулави Саид Ахмадшах Масуд

Маулави Саид Акрам Пейкар

Маулави Гулям Сарвар

Маулави Ахтар Мохаммад

Маулави Саиф уд-Дин

Маулави Саид Джелалуддин

Маулави Абдулла Каттеб

Маулави Шах Факир

Мулла Сабур

Кари Мохаммад Саид.

В этом списке должны были бы стоять имена еще многих сотен религиозных деятелей, проповедовавших в кишлаках и маленьких деревнях. Их называли просто — кари (от слова карья — деревня). К сожалению, их имена не дошли до наших дней.

Вообще во всех городах, по которым массированно работали советская авиация и артиллерия, шурави люто ненавидели. В Кандагаре — летчиков, а в Герате, к примеру, артиллеристов. Странная особенность афганского менталитета: после ухода войск нелюбовь моджахедов к советским солдатам, воевавшим на земле, в их же воспоминаниях практически не проявлялась. Мало того, зачастую они вспоминали шурави как хороших солдат. Тут, видимо, немаловажное значение играло и общение. Солярка, одеяла и мука, с неба, как известно, не падали и на снарядах не прилетали…

Базар тянулся вдоль огромного дувала, которому не было видно ни конца, ни края. Где-то далеко он загибался влево. Посему я решил, что мы идем вдоль городской стены, только снаружи. Справа шли ряды «торговцев», уводившие в кривые загадочные закоулки. Такого базара как этот, я, пожалуй, нигде раньше не видел. Очень отдаленно его напоминал «грязный» в Кабуле, но до этого ему было далеко. По главной базарной улице с правой стороны тянулись разрушенные постройки. Как объяснил мне царандоевец-охранник, которого я донимал расспросами, это все были те же результаты бомбардировок с воздуха. Наша группа растянулась. Сардар, втиравший что-то своим подчиненным и иностранцам, ушел далеко вперед, а мы, замыкая шествие, на которое не мигая пялились кандагарцы, плелись в хвосте.

Не помню уж, как так вышло, что я остался один. Мне приглянулись шапки-паколи, продававшиеся в одном из уходивших с главной улицы закутков. Я побрел туда, справедливо полагая, что когда обернусь, необъятный по длине дувал окажется за моей спиной. Купил себе шапку-северянку и с удовольствием прочитал на подкладке «Мохаммад Рафиуддин. кипе марчаньят. Базаре «Исламабад», Пешавар». Вещь. Надо бы еще одну прикупить в подарок знакомым в Москву. «На, подержи-ка»! — Я протянул сумку царандоевцу, а сам полез в передний карман джинсов, где были спрятаны от вездесущих пронырливых бачей деньги. Сумку, однако, никто не принял. Я повернулся, чтобы повторить сказанное, и слегка обалдел: вооруженного милиционера рядом не было, да и той стены, что я предполагал увидеть за спиной, тоже не оказалось. Я стал считать купюры, чтобы потянуть время и сориентироваться. По всему выходило, что надо идти назад. Но уже спустя минуту, я понял, что в этом месте мы не проходили и вообще, я, похоже, заблудился. Страха не было, одна досада. Вот, козел, довыеживался! Лучше всего в тот момент было топтаться на месте и поддерживать какой-нибудь разговор.

Пока я медленно бродил, то потерял и того торговца, у которого покупал шапку. Глянув направо, увидел перед собой высокий шатер, где уходившей вверх горкой были развалены фрукты. На самом «пике» на синем матрасе сидела живописная группа молодежи. Самому старшему из них, на вид было лет двадцать, но у всех уже пробивалась на подбородках жидкая поросль черных волос. Они удивленно глядели на меня, облаченного в шапку-северянку, как будто я был пришельцем с того света. Рядом лежали несколько автоматов Калашникова. Чем-то эта молодежь разительно отличалась от исматовцев, но чем — сразу понять не смог. Одежкой, что ли. Рубахи были посветлей, ноги грязные, босые. Один из них мухой слетел с насеста и исчез где-то в темной дыре рядом с дуканом, откуда через минуту вышел мужик постарше с густой черной бородой, но без оружия. Ну, блин, вот и началось… «Франсави? Ингризи?» Дух сверлил меня черными бездонными глазами. «У», — выдавил я из себя вместе со всем воздухом, что был в легких, почему-то на пушту. «Ингризи?», — переспросил мужик, явно проявляя нездоровый интерес к моей персоне. Надо было что-то делать, а не стоять как истукану. Вот. В голову молнией ворвалась «светлая» идея — закурить. Я открыл сумку и с досадой отметил, что кроме смятой пачки «Явы» достойных англичанина сигарет я в ней не найду. Но других не было. Постаравшись не светить знакомую всем торговую марку, я вытащил сигарету прямо внутри сумки, исхитрившись ее по возможности распрямить. Настала моя очередь спрашивать. «Урлегид лари?». Мужик напрягся от неожиданности, услышав родную речь. «Урдыбляй лари?», переспросил я его, прося огоньку. Он все понял, и на его лице расцвела улыбка. «Ахмад, у Ахмад!», гаркнул он одному из сидящих в «гнезде» молодых людей. «Урлегид шта?». Сверху ему в руку полетел спичечный коробок. Я зажег сигарету и с удовольствием затянулся, мечтая уже лишь о том, чтобы меня не попросили закурить. К счастью, они не попросили, а может, не курили вообще.