Испепеляющий ад - Аскольд Шейкин Страница 30

* * *

Мануков находился в номере и встретил Шорохова словами:

— Боже мой! О ля-ля!.. Где пропадали? И — вид! Снова болели, как тогда под Воронежем?

— Сидел я в тюрьме, — спокойно, даже равнодушно, будто говорит о каком-то безразличном ему человеке, ответил Шорохов.

— У кого?

Шорохов без приглашения опустился в кресло. Сказал тем же спокойным тоном:

— Николай Николаевич! Не знаю, в какой мере вы в курсе моих дел с господином Ликашиным?

— В достаточной мере. Вас мой ответ устроил? — Мануков рассмеялся.

Смех, как и улыбка на его губах, были маскировкой. Этого Шорохов не забывал.

— Последняя моя поездка по этому делу закончилась неудачно.

— Догадываюсь.

— Я не смог выслать должные сообщения.

Мануков сел в кресло напротив Шорохова.

— Мне это известно.

— Был я на юге Украины, угодил в махновскую контрразведку.

— Сочувствую.

— Да, но сейчас-то! Вчера вечером возвратился, а сегодня с утра за мной слежка.

— И не можете понять чья?

— Да.

— Но не забудьте: за вами по этой вашей поездке аванс.

Что получалось? Отступается?

— Все тут сложнее, — Шорохов подал Манукову задовскую бумагу.

Ах, как долго вчитывался Мануков в эту машинописную страницу!

— Копия, — затем сказал он. — Вопрос в том, откуда она у вас. Тогда решится, верить ей или нет.

— От Льва Андреевича Задова.

— И кто это?

— Начальник махновской контрразведки. Вручил при расставании. Из того, что он при этом сказал, следует: потому-то меня и отпустили, чтобы я вам ее передал. Вам или Федору Ивановичу. Короче говоря, в миссию. Хотят с ней связаться. Притом — фальшивка? Едва ли.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Мануков. — И считаете, что за вами следят как за агентом этого Задова?

— Или как за агентом миссии. Впрочем, может, следят и за вами.

Мануков молчал, поигрывал задовской бумагой как веером, прищурясь поглядывал на Шорохова. Наконец, проговорил:

— Ваш патрон по Управлению снабжений из Новочеркасска уехал. Но колеса, которые он привел в движение, еще крутятся. Ничего больше.

— Очень мило. Себя он этим обезопасил. Но мне-то как быть?

— Его не вините. Полагал: вам это не повредит.

— Посчитал, что меня там убили.

— Во всяком случае, уехали, как пропали. Район опаснейший.

— И в каком я теперь положении? Шьют уголовщину! И, знаете, коли, как понимаю, участием в делах господина Ликашина оплачивалась моя работа на миссию, она обязана меня защитить.

— Обязана, — подтвердил Мануков. — Но сегодня для вас можно сделать только одно: отправить в расположение Четвертого Донского отдельного конного корпуса. К Мамонтову. Да, мой друг. Я все продумал. Вашим спутником и спасителем будет есаул Плисов. Он из этого корпуса, сегодня туда уезжает. В ближайшие минуты должен у меня быть. Немедля с ним и поедете.

"Там сразу перейти фронт", — подумал Шорохов.

— Мне нужно побывать на квартире, где я остановился, — сказал он. — Взять деньги, какие-то вещи.

— Побываете. Человек обязательный. Попрошу, будет сопровождать. В его присутствии никто вас не тронет. Мамонтовец! Это котируется высоко. Хотя почему? Кто бы мне объяснил?

— Где сейчас корпус Мамонтова? — спросил Шорохов.

— Держит фронт. Отсюда, полагаю, в полутора сотнях верст. Точнее не знаю.

— Красные так близко!

— Реальность. Разумеется, в корпусе никакой угрозы вам лично не будет. Как и потом, когда возвратитесь. Тоже реальность. Окажется не до того. К тому моменту определится, следует ли вам снова поехать к этому Задову.

— Спасибо. Почти месяц сидел в подвале размером сажень на сажень. Грязь, вонь, холод. Харчи — хлеб и вода.

— Ну… ну… Теперь-то вас там на руках будут носить. Но давайте обедать. Прикажу подать в номер. И прошу — никаких деловых разговоров. На сегодня достаточно.

— Мне тоже, — согласился Шорохов, думая: "Хочешь все взвесить. Давай, давай…"

* * *

Есаул Плисов — худенький офицер лет двадцати восьми с прилизанным косым чубом, подстриженными редкими усиками, в очках, очень подвижный, почти постоянно как-то просительно улыбающийся — с охотой согласился принять Шорохова под свою опеку. Вместе потом они зашли к Скрибному. Тот был дома, сразу сказал, что вагоны с шевро прицеплены к составу с хозяйственной частью атаманской канцелярии. Решению Шорохова не ехать о ним, огорчился не очень, местом дальнейшей встречи назначил станицу Кущевскую. Было бы это ужe на Кубани, за Ростовом.

— Еще дожить надо, — вздохнул Шорохов.

Оглянувшись на Плисова — тот покойно сидел на стуле, словно бы готовый ждать сколько угодно, — Скрибный увел Шорохора в соседнюю комнатенку, сказал:

— Знаешь, Леонтий, что ребята из атаманской канцелярии говорили? К Ростову красных специально пропустят. Потом корпус Мамонтова ударом с севера ловушку захлопнет.

Шорохов молча смотрел на Скрибного.

— И еще одно дело. Тебя старик дожидает.

— Какой старик!

— Из банка. На кухне второй час сидит.

Подумал: "Засада. Немедля уходить с этим Плисовым. Но, может, они тут все заодно?" Спросил:

— Не ухляк? (Соглядатай, сыщик. — А.Ш.)

— Тогда мы его придушим. И дела-то, Леонтий! После всего, что мы с тобой повидали…

Шорохов метнулся в кухню. На табурете, ссутулившись, сидел человек лет шестидесяти. Низенький, толстый, круглолицый, плешивый. Лицо бритое, крупный нос, пухлые щеки. В чиновничьей шинели. Фуражка чинно лежит на коленях.

Поздоровались, не подавая руки. Шорохов спросил;

— Кто вы такой?

Как-то странно, словно бы вовсе не шевеля губами, гость отозвался:

— Не все ли вам это равно.

— Вас кто-либо прислал ко мне?

— Нет.

— Что вас сюда привело? Говорите скорее. Времени совершенно нет.

— Имею возможность предложить вам экземпляр акта передачи мамонтовского трофейного имущества. Точнее, опись ценностей, помещенных на хранение в Государственный банк.

— От кого вам известно, что меня это может интересовать?

— Известно.

Говорил он совершенно без интонаций.

— Тогда другой вопрос. Откуда у вас опись?

— Вам это нужно знать?