Четыре с лишним года - Олег Рябов Страница 24

Пока все! Тася, помнишь, был такой парень «Капана», с Легочкой учился в школе? Он убит! А еще можешь написать Миколке, что даже мне, его другу Рябову, «временами» начинает надоедать все это.

Таська, в письмах я бодрюсь, но бывает очень страшно.

Однажды после утомительного перехода нам пришлось устраиваться на ночь прямо среди большого поля. Чтобы не замёрзнуть, выпили спирта и, завернувшись в плащ-палатки, легли, уснули.

Ночью пошли в прорыв наши танки. Ночная атака с выключенными фарами. Танки прошли прямо по спящим.

Утром мы троих похоронили, троих отправили в госпиталь.

Но ведь это война!

4 часа ночи! Это самая длинная ночь 1943 года. Через две недели Рождество, должны наступить рождественские морозы, а на улице всё ещё сыро. Даже маленькие речушки не встали, не знаю как Волга. Помнишь, Пушкин писал:

В тот год осенняя погода

Стояла долго на дворе,

Зимы ждала, ждала природа,

Снег выпал только в январе.

Вчера я приехал из небольшой «прогулочки» в тыл. Сто двадцать километров на бричке по бесконечным дорогам, вокруг которых не осталось ни сел, ни деревень – на этих дорогах войны жилья нет совершенно.

Представляется далекое время, когда наши предки, так же, как и я, ездили на лошадях, вечером останавливались на ночлег, пили чай, спали. Но век техники оставил свой отпечаток: на дорогах движение не останавливается и ночью – все залито огнем от машин, движение, как на улице Горького в Москве: машины, танки, брички и снова машины – бесконечный поток, и только в одну сторону; обратно дороги другие, проселочные – по шоссе можно ехать только на фронт.

Вот на этих фронтовых дорогах мне при встрече танкисты рассказали, как они брали Невель. Это был счастливый случай: танки прорвали фронт, обошли город с запада. Немецкий часовой поднял шлагбаум на шоссе, и только когда увидел звезды на мимо идущих машинах, понял, что происходит. Танки подошли к немецкой комендатуре и открыли огонь по ничего не понимающим фрицам. Другие танковые подразделения устремились на Полоцк, но сил было мало, и наступление не развернулось. Мы должны выручить 3-ю ударную армию, которая проскочила с танками за Невель. Скоро в бой!

Последний день 1943 года!

В этом году я никого не поздравил, и это на меня не похоже. Каждый год слал поздравления, но сейчас обстановка не позволила.

Меня с Новым годом поздравила только Лена Тимофеева, извиняется, что письмо тоскливое, но тоскливые письма, как правило, красивее. Поэтому люди любят Есенина, любят Лермонтова. Мои письма, возможно, безжизненны, но только это не потому, что я не люблю жизнь, а потому, что в душе полный покой, и никто его не тревожит. Писать о войне уже надоедает, вам хватит таких писем за 42-й год.

Снова пишет Миколка, снова вопросы: «Когда же конец?!» Вам это виднее. Пишет о какой-то Викторине, в ком-то она разочаровалась. Я ничего не понял, потому что никакой Викторины не знаю. Кирик, оказывается, все жен меняет. Галинка его крепко ругает, но зря, пусть живет, как хочет, какое наше дело.

Сегодня я хорошо выпью и встречу в третий раз Новый год в сугубо мужской компании.

А вы не завидуйте ни мне, ни Кирику – у каждого своя судьба.

Новый год мы встретить успели. Командиров полков комдив вызвал к себе в 0.10 уже 44-го года.

Мы же погуляли, постреляли в воздух из пистолетов, я и Игорь Масалов обменялись случайно шапками.

В 3.00 полупьяные, сонные поднялись и вышли на исходные рубежи для нового большого зимнего наступления. С первыми лучами солнца наша артиллерия открыла ураганный огонь, и в 9 часов утра 1 января 1944 года мы перешли первую линию обороны немцев.

Наступление началось от Невеля на север к Новосокольникам. В это же утро другая армия начала наступление в южном направлении на Витебск.

За 12 дней января на счету нашей дивизии появились первые 40 освобожденных населенных пунктов. Но это только по карте, потому что на местности мы не видели ни одного домика. В письмах обычно немного гиперболизируют, но, поверьте: все сожжено, что можно, и взорвано, что нельзя сжечь.

Случаются курьезы: один полк доносит: «Веду бой за деревню Палки», а второй полк в это время: «Нахожусь в деревне Палки». Все серьезно, ибо ориентация идет только по карте, на местности даже головешек нет, все занесено белым пушистым снегом.

Я полмесяца не снимал шубу и шапку. Нет, вру: когда приходится спать на чистом снегу, то шубу снимаю.

Спим мы с Ивановым вместе: укладываем ветки, потом – плащ-палатку, на нее – шинель и шубу Иванова. Раздеваемся до гимнастерок, ложимся и укрываемся моими шубой, шинелью, а сверху плащ-палаткой. При таком раскладе спать тепло и приятно, вероятно так же приятно, как медведю в берлоге. Вставать утром очень не хочется.

В общем, зима получается не в пример той, которую мы провели в блиндаже.

«И воистину светло и свято

Дело величавое войны».

У вас, вероятно, все попуталось относительно моего расположения: мы снова в пути, движемся снова на север. Новосокольники не взяли. С боями подошли к самому городу, но в последний момент, ночью, нас вывели во второй эшелон. С утра в бой вступила 73-я гвардейская дивизия.

В 12 дня по телефону сообщают: «73-я вошла в город». Было очень обидно: ведь на нашем счету нет пока городов, а к вечеру стало известно, что от 73-й ничего не осталось.

Через 4 дня был назначен штурм города; ночью наши полки вышли на исходные рубежи у самых окраин города, мы пролежали в снегу до утра, а в 6 часов дивизию вывели во 2-й эшелон. Во второй половине дня мы уже форсированным маршем двигались куда-то на север.

Игоря не вижу с той ночи, когда поменялись шапками в Новый год. Он где-то в тылах дивизии, с его специальностью сейчас здесь делать нечего.

Орлова давно не пишет. Миколка сообщил, что она поехала к Легостину, который от нее без ума, и что Легочке можно позавидовать. Сам же Миколка не забывает старого и переписывается с Валей Камаевой, а меня почему-то спрашивает: «Отчего у Валентины плохое настроение?» Сам он собирается в командировку на Кубань.

Я же собирался домой, но видите – не получилось. Как война поутихнет – приеду.

...

Пошел 4-й месяц наших блужданий. Вся зима в дороге. За три недели прошли 200 километров пешком и снова очутились там, откуда нас вывезли поездом в ноябре. Получилось турне примерно в 600–700 километров. Все это интересно будет рассказать, а описывать – обстановка не позволяет.