Песня кукушки - Фрэнсис Хардинг Страница 9

Это все меняло. Один испорченный дневник еще куда ни шло, в порыве импульсивной злобы это вполне могла натворить Пен, если бы ей подвернулась возможность. Уничтожение семи дневников в двух разных местах подразумевало метод и план. Неужели Пен действительно настолько организованна? Может, это вообще не Пен. Может, загадочный враг отца побывал в комнате Трисс и обыскал ее вещи.

— Мама!

Трисс хотела позвать мать, но из ее горла вырвался лишь слабый хрип. В следующий миг, ощутив страх и растерянность при виде искалеченных тетрадей, она быстро закрыла ящик, радуясь, что никто ее не слышал.

Она засунула узелок с куклами в шкаф и нырнула в постель. Долгое время девочка оставалась совершенно неподвижной, прислушиваясь к малейшему звуку. Тишина.

Запахи еды добрались даже до воздвигнутой из одеял крепости Трисс. Судя по всему, повариха, миссис Бассет, нашлась. Как бы сильно Трисс ни пыталась сосредоточиться на обдумывании всего произошедшего, вскоре ее мозг стал рабом желудка и все внимание сфокусировалось на зияющей пустоте внутри. Когда позвали на обед, ей потребовалась вся сила воли, чтобы спуститься по лестнице шагом, а не бегом. К счастью, родители были заняты и не обратили внимания на то, что ее порция исчезла практически сразу, как перед ней поставили тарелку, и не заметили, что она украдкой положила себе добавку.

Трисс не понимала, как они могут так тихо и спокойно сидеть за столом и говорить на заурядные темы, словно они имеют хоть какое-то значение. Мать жаловалась на то, что кухарка попросила выходной во вторник взамен обещанного отпуска.

Пен снова не спустилась к обеду, и это была настоящая пытка для Трисс — наблюдать, как еда сестры постепенно остывает на столе. Только крепко сжав руки на коленях, она удержалась от того, чтобы не схватить ее порцию.

— Она так ослабеет, — вздохнула мать. — Трисс, будь умницей, отнеси ей тарелку в комнату. Если она не ответит, оставь под дверью.

— Хорошо! — Трисс с трудом подавила желание бежать, пока ее мать ставила еду на поднос.

Унося обед Пен по лестнице, Трисс едва дождалась, пока скроется из поля зрения родителей, и яростно набросилась на еду. «Один кусочек картофеля, она даже не заметит. И… вот этот ломтик бекона. И морковку». Потребовалось недюжинное самообладание, чтобы остановиться, и Трисс торопливо подошла к комнате Пен, чтобы скорее избавиться от соблазна.

— Пен? — тихо окликнула она, постучав в дверь и надеясь, что не ошиблась с комнатой. — Твой обед!

Ответа не было. Трисс задумалась, сидит ли Пен угрюмо внутри, игнорируя ее, или выбралась через окно и убежала в знак протеста. Трисс поставила поднос на пол.

— Пен, оставляю его под дверью.

«Пожалуйста, подойди и возьми еду, Пен. Пожалуйста! Не думаю, что я смогу совладать с собой, если ты этого не сделаешь». Пен не появилась. Запах, тянувшийся от тарелки, щекотал нос Трисс, и даже закрыв глаза, она продолжала видеть пирог с золотистой корочкой и блестящей подливой и крупицы перца на нежной мякоти картофеля…

Это уже слишком. Со слабым беспомощным всхлипом Трисс упала на колени и схватила вилку. Еда Пен была вкуснее, чем ее собственная, вкуснее, чем что бы то ни было. Она попыталась растянуть удовольствие, но не смогла. Попыталась остановиться, но не смогла. С жадностью облизывая тарелку, она услышала знакомый голос в кабинете отца, кабинете, который должен быть пустым. Трисс поставила пустую тарелку на поднос и осторожно двинулась в сторону кабинета. Приложив ухо к двери, она услышала голос, очень похожий на Пен, тихий и настойчивый. Заглянув в замочную скважину, Трисс убедилась, что это и правда Пен. Ее младшая сестра стояла спиной к ней, но Трисс видела, чем она занята. Она позволяла себе вольности с самым священным и внушающим благоговение предметом — домашним телефоном. Брови Трисс изумленно поднялись. Она не удивилась бы сильнее, даже если бы Пен одолжила семейный автомобиль покататься.

Это был блестящий черный телефон, висящий на стене, и поэтому для него нужна была только одна рука вместо двух. ^[3] Он располагался на такой высоте, чтобы им было удобно пользоваться отцу Трисс, и Пен пришлось подставить стул и встать на цыпочки, чтобы ее лицо стало вровень с микрофоном. Ее правая рука прижимала маленькую коническую слуховую трубку к уху.

Трисс не могла разобрать слов. Ее сестра на этом насесте выглядела совершенно нелепо, словно маленький ребенок, притворяющийся взрослым в игре «верю — не верю». Только приглушенный голос Пен заставлял поверить, что дело серьезное. Пока Трисс наблюдала, Пен повесила трубку на крюк и слезла со стула. Трисс выпрямилась, и через несколько секунд Пен открыла дверь кабинета. Обнаружив себя лицом к лицу с Трисс, Пен застыла, и ее лицо превратилось в маску вины и ужаса.

— С кем ты разговаривала, Пен? — спросила Трисс.

Пен сделала глубокий вдох, но не смогла заговорить. Ее лицо покраснело и исказилось, Трисс прямо видела, как сестра торопливо перебирает варианты лжи и возражений в поисках подходящего. Потом взгляд Пен упал на пустую тарелку, а когда снова обратился на Трисс, стыд сменился яростью и неверием.

— Ты съела мой обед! — Ее голос был пронзительным до крика. — Это ведь ты сделала, да? Ты съела его! Ты украла мой обед!

— Ты не спустилась поесть! — возразила Трисс, ощетиниваясь. — Я стучала, я пыталась предложить его тебе…

— Я… я расскажу маме и папе! — Пен задыхалась от злости и, казалось, вот-вот взорвется от возмущения.

— Они тебе не поверят. — Трисс не собиралась это говорить. Она подумала об этом, но не собиралась произносить слова вслух. Однако это была правда, и Трисс увидела, как понимание отражается на лице сестры вместе с досадой и яростью.

— Ты думаешь, что можешь делать все, что в голову взбредет? — резко и с горечью сказала Пен. — Ты думаешь, что победила? Но нет.

— Пен… — Трисс попыталась сгладить углы. — Извини, что я съела твой обед. Я… — Она хотела было сказать, что поделится с Пен ужином, но знала, что не сдержит обещание. — Я хочу помириться с тобой. Пожалуйста, давай прекратим. Почему ты меня так ненавидишь?

Упорная враждебность Пен на фоне всего происходящего была совершенно невыносима.

— Ты что, шутишь? — На лице Пен выразилось неверие. Она подалась вперед, всматриваясь в Трисс, и ее взгляд был полон бульдожьей ярости. — Я знаю насчет тебя. Я знаю, что ты такое. Я видела, как ты выбралась из Гриммера. Я там была.

— Ты была там? — Трисс шагнула вперед, и ее сестра отшатнулась. — Пен, ты должна мне все рассказать! Ты видела, как я упала? Что произошло?

— О, прекрати! — отрезала Пен. — Ты считаешь себя очень умной, да? — Она звучно сглотнула и сжала челюсти с таким видом, будто больше всего на свете хотела кого-нибудь укусить. — Знаешь что? Ты не такая умная. Ты делаешь все не совсем правильно. Все. Все время. И рано или поздно они заметят. Они поймут.