Сначала было весело - Александр Варго Страница 9

– Он был сильнее? Или ты просто испугался? – допытывалась Надежда.

– Наверное, второе, – вздохнул Самохин.

– Крутая история, – с усмешкой заметила она. – Особенно если учесть, что ее рассказал взрослый мужик, который наверняка имеет высшее образование и знает английский язык. Ты бы еще про курочку Рябу мне поведал.

– Уж простите, – не выдержал Дэн, с трудом скрывая сарказм. – Когда у тебя сломана нога, на полу труп подруги, а в нос постоянно тычут гвоздодером, особого вдохновения для историй как-то нет.

– Ладно тебе, не дуйся.

«Не дуйся, – мысленно повторил он за женщиной, вспоминая слова Кристи. – Бука-бяка. Колючий огурец…»

От этих воспоминаний его глаза наполнились слезами.

– А вот болото тут не надо разводить, – предупредила его Надежда.

– Почему бы вам просто не отпустить меня? – голос Самохина стал осипшим.

– Не будь идиотом.

– Вы сами слышали, как я разговаривал с братом. Он привезет вашу бутылку. Волноваться не о чем.

– Дай-то бог. И тем не менее. Твоя судьба решится после того, как я получу то, что по праву мое, – отрезала Надежда. – Если бы твой братец не тырил чужие вещи, сейчас бы ты обнимал свою девчонку, царство ей небесное. И не моя вина, что вы братья. Так уж вышло, что расхлебывать это дерьмо придется вам обоим.

Она глядела на него своими круглыми немигающими глазами, и, несмотря на сковывающий его панический страх, Дэн решил рискнуть и слегка изменить тактику.

– Надежда… вы меня извините, но вас ищут.

– Напугал ежа голой сракой. Ну и что? Ты хочешь что-то предложить?

– Да. Вы можете забрать все, что вам нужно. В моем бумажнике кредитка, на ней около сорока тысяч. Возьмите мою машину. Вы можете даже связать меня. Только не убивайте.

– Как вы все боитесь смерти… – криво усмехнулась Надежда, отпивая еще коньяку. – А ведь это не самое страшное в нашей жизни. Врубаешься, Дениска? Быть преданным – вот что самое страшное.

Дэн обратил внимание, что бутылка была уже наполовину опорожнена. Может, ему повезет, и она попросту отрубится? Тем более зэчка хлестала выпивку натощак – два укуса груши не в счет.

– Я больше не хочу слышать твое нытье, – продолжала женщина. – Повторяю, все решится, когда я получу от твоего брата бутылку.

– Да что ж это за бутылка такая волшебная? – пробормотал Дэн.

«Эта вещица… довольно необычная», – вдруг вспомнил он слова Андрея.

– Именно, волшебная, – вдруг просияла Надежда. – Читал Хоттабыча? Или про лампу Аладдина?

Самохин непонимающе глядел на нее.

– Конечно, читал. В детстве.

– Ладно, не бери в голову.

Несколько минут они сидели молча. На желтоватом лице Надежды проклевывались багровые пятна – видимо, сказывалось действие алкоголя.

– Она… эта бутылка, так важна для вас? – как можно спокойней поинтересовался Дэн.

Надежда подняла на него туманный взгляд.

– Ты знаешь, зачем я свинтила из зоны? – вместо ответа спросила она.

– Нет.

– Я хочу увидеть своего сына.

Дэн кашлянул, вспоминая увиденную им передачу по НТВ об уголовнице. О странной гибели ее сына и мужа.

– А разве…

– Знаю, о чем ты думаешь, Дениска. Мол, что я убила свою семью, так? Об этом ведь по всей стране журнашлюхи трубили.

«Мне вообще-то фиолетово», – подумал Дэн.

– Только я никого не убивала, – тихо промолвила она. – Ну, кроме охранника на зоне… Но у меня были основания. Меня поняла бы любая мать.

Еще один глоток.

– Скажи честно, Дениска. Я похожа на убийцу?

– Честно? – Самохин снова шмыгнул расквашенным носом. – Если честно, то да.

Надежда хохотнула:

– Я не ожидала от тебя другого ответа. Но все равно благодарю за честность.

– Я бы еще кое-что добавил, – осторожно сказал Дэн. – Если позволите. По вашим разговорам… ну, я имею в виду, что вы не похожи на уголовницу. У вас хорошо поставлена речь, в общем.

– Ты правильно заметил, – закивала Надежда, словно была польщена неуклюжим комплиментом заложника. – Я много читала, даже в застенках. И я всегда старалась дистанцироваться от блатной жизни. Меня бесит тюремный жаргон. Никогда не подчинялась законам зоны. Слава богу, у меня была сила постоять за себя. Тем более у меня была цель. Мой сын.

– Значит, ваш сын жив? И вы невиновны?

Помедлив, уголовница сказала, глядя в сторону:

– Перед законом – нет. Перед богом – да.

– Понятно, – сказал отсутствующим голосом Дэн. Очевидно, Надежда почувствовала равнодушие в его интонации.

– Ничего ты не знаешь, салага. Все, чего ты хочешь, чтобы я исчезла, испарилась, так?

– Так, – был вынужден согласиться Дэн. – А разве кто-то другой желал бы в моем положении чего-то иного?

– Потерпи немного. Скоро все закончится. Если, конечно, твой брат сдержит слово.

За окном яростно взвыл ветер, и Самохин непроизвольно посмотрел в окно. От дырки, оставленной пулей, во все стороны расползлись тоненькие трещинки. Дэн поежился, накинул на ноги покрывало.

– Холодно? – с сочувствием полюбопытствовала Надежда, и Дэн кивнул. – А ты когда-нибудь замерзал по-настоящему, а?

– Да нет вроде, – подумав, признался Самохин.

– Некоторые говорят, что умереть при замерзании легко. Но это не так. Когда наступает первая фаза охлаждения, организм увеличивает теплопроизводство. Убыстряется деятельность сердца, энергетические ресурсы истощаются. Усиление теплопродукции позволяет некоторое время сохранить нормальную температуру тела. Но энергетические запасы истощаются, и это равновесие вскоре нарушается. Температура тела начинает падать.

Дэн ровным счетом ничего не понимал.

– Зачем вы все это рассказываете?

– Жизненные функции постепенно угасают, – не обращая внимания на его реплику, монотонно говорила Надежда. – Замедляется частота сердечных сокращений и ритм дыхания. Изменяются функции центральной нервной системы.

Она сложила перед собой свои здоровенные руки, словно прилежная ученица.

– Не думай, что при замерзании быстро умирают. Этот процесс растянут во времени. Организм угасает не в результате отмирания собственно тканей, а по причине нарушения взаимосвязи между отдельными органами. У человека появляется озноб, мелкая дрожь, синюшный оттенок кожных покровов… Притупляются зрение и слух. И появляется страх.

Голос Надежды понизился.

– Человеку страшно, потому что он понимает, что умирает. И он не может ничего изменить. Безразличие к окружающему появляется у него лишь позже. Потом начинаются бред, галлюцинации, спутанность сознания, судороги. Затем начинается окоченение. При падении температуры тела ниже 25 °C наступает смерть.