Три момента взрыва - Чайна Мьевилль Страница 82

– Памятники как памятники, – пожимал плечами Гомес. – Старье одно.

Вернувшись в Штаты, Ник двинулся через Иллинойс, Висконсин, Нью-Мексико и везде оставлял за собой следы.

– Куда же девается материя? – спросил тогда Олсон. – Сжимается, что ли? И, самое главное, почему? Если мы найдем причину, то у нас есть шанс. Может быть, удастся отыскать тех, кто в ответе за это безобразие.

Канадцы забрали себе Террелла. Он не был заражен, сидел в карантине и ничего не знал. Шарон исчезла, возможно, сгинула в хаосе Белфаста. Лаи и Биргит зарегистрировались на один рейс из Эдинбурга в Копенгаген. Обе недавно контактировали с Ником: вокруг каждой из них – а то и вокруг обеих сразу – в любой момент могла образоваться траншея, и утративший герметичность самолет рухнул бы в море, теряя куски обшивки.

– Я тут кое-что придумал, – сказал Перри Анне. – Не знаю, проверяли их раньше или нет. Я про служащих, – продолжал он. – Скажите, по остаткам земли на их обуви можно проследить, где они бывают?

«Для твоей игры нужны двое, Перри», – думала Анна, но не могла убедить в этом даже себя.

Тем не менее она поискала его в Сети, но после пары фальстартов и заикания сервера ничего странного все же не нашла. Он действительно был военным историком, имел степень. Она была почти уверена, что он окажется парапсихологом, чокнутым охотником за аномалиями, по прихоти нашего невозможного времени проложившим себе дорогу к власти.

Она не сомневалась, что мысленно Перри уже рисовал себе поле боя будущего, где люди в форме, изнывая под совокупной тяжестью вооружения и выкладки, с автоматами за плечами, посылая сжатыми в кулаки руками краткие сигналы своим, движутся к какой-нибудь выжженной деревне и при этом сохраняют некое подобие строя, в котором каждый солдат окружен собственной рытвиной в земле, собственным подвижным окопом с бродячим нуклеусом в центре; именно бродячий нуклеус позволяет им двигаться через пустыню или через лес, оставляя позади себя изрытый пересекающимися траншеями пейзаж.

Пройдут годы. Или месяцы. Армия окончательно превратится в неконтролируемое государство в государстве, со своими задачами и интересами, а траншеи, усовершенствованные каким-нибудь гением физики, который живет, делает открытия и получает за них вознаграждения в глубокой тайне от всего общества, станут ее новым наступательным оружием. Триумфом неортодоксальной стратегии. Сигналом к началу войн без правил.

Дважды Анна поддавалась на уговоры старых друзей и принимала участие в их скромных элегических видеоужинах. Перегруженный шпионским оборудованием Интернет брыкался и проявлял норов, однако в ее временном жилище соединение оставалось на удивление приличным. Сидя в уголке своей кухни, она видела Сару и Бо в Пасадене, Тиу в Нью-Йорке и Даниеля, который открывал пакетик полуночной снеди в своем берлинском домишке.

– Итак?

– Курица, кускус, миндаль и харисса.

– М-м! А у меня хек и каперсы.

Красные отблески солнца ложились Анне на лицо. Она описала свой суп и салат.

– А у меня жевательные мишки, – закончил Даниель. – Ну, как поживает Объект Зеро?

– Ш-ш-ш, – шипела Анна, и все, как обычно, делали притворно-испуганные лица.

Даниель прожевал мармеладку.

– Официально у нас все не так плохо, – сказал он. – Уровень заболеваемости сравнительно невысокий. На самом деле все, конечно, обстоит несколько хуже, но не так плохо, как в Лондоне. Пока. В том числе потому, что люди сматываются – кто в горы, кто еще куда. Дальше, конечно, будет хуже.

Да, говорить о таких вещах можно было только с бездетными знакомыми.

– Видели тот австралийский фильм? – спросила Бо.

Молодой архитектор из Перта загорелся идеей нового городского строительства. Новые города для новой эры, говорил он. Наприглашал уйму помощников и с ними за бешеные деньги, которых ему тоже отвалили без счета, построил макет нескольких улиц в натуральную величину, по своим проектам.

«Надо перестать мыслить в терминах апокалипсиса, – заявлял он. – Надо отказаться от выражений вроде «пандемия». – Камера провожала его по улицам построенного им города-декорации. – Все мы слышали о новых человеческих сообществах, якобы возникающих в разных богом забытых местах. Это, конечно, слухи, но, думаю, что своя правда в них есть. Да нет, рискну даже сказать, что в них только правда. По крайней мере, для многих из нас они могут оказаться правдой совсем скоро, и я хочу показать всем, как это будет».

Широкие проспекты, огромные площади, все из дешевых, легкозаменяемых современных материалов. Ни одного здания выше одного этажа. В домах кухоньки, душевые, туалеты – спутники единого центрального пространства.

«Это разновидность новой комнаты, – объяснял архитектор. – Мы назвали ее крепостью».

Под стеклянной крышей, между высокими стенами, размещалась большая спальня-берлога с утоптанным земляным полом, кроватью, стульями, стоячими полками, телевизором и письменным столом. Вся мебель была расставлена по своим ячейкам, которые складывались в одну продуманную конструкцию, но были отделены друг от друга заранее вырытыми траншеями с ровными стенками и складными мостиками для удобства обитателей.

«Пространство можно углублять и расширять, включая в него новые рвы, которые будут образовываться сами».

– Ну, и как, по-вашему? – спросил Даниель, закрывая всплывающее окно. – По-моему, могло бы сработать.

– Нет, – возразила Анна. – Не сработает.

Скорость, с которой возникали новые рвы, все возрастала. Если верить отдельным сообщениям, увеличивалась и их глубина. Плюс все эти россказни о мутациях и слова дочери подруги о звуках, которые она слышала внутри. Анна отвела глаза от экрана, пораженная внезапно нахлынувшей болью.

– Даже если бы мы и смогли жить с этими траншеями, – сказала она, – то мир вокруг нас, вот это все, не сможет. Мы его не для этого создали. Нет. Так не пойдет.

– Даже наши союзники, и те от нас что-то скрывают, – пожаловался Анне Гомес. – Черт побери! Кругом, от Польши до Перу, до гребаных островов у побережья Шотландии, то и дело что-нибудь взлетает на воздух, а мы не знаем, ни кто это делает, ни почему.

В первый раз они выследили Ника в трущобах умирающего городка в Колорадо. Анна сходила и пересмотрела записи его первых допросов.

У него не было семьи.

– Люди на дороге, – сказал он тогда. – Вот моя семья.

Он был в пути уже не один месяц, когда наконец осознал, что с ним что-то происходит. Но и тогда он продолжал идти, ночуя под открытым небом и изредка устраивая привалы в лесу.

– Но мне хотелось под крышу, понимаете? – говорил он. – Вот я и подумал, может, все как-нибудь обойдется.

Он пробрался в заброшенное здание и расстелил свой спальник на полу, в фойе первого этажа. На следующий день он проснулся и увидел, что часть стены провалилась в невесть откуда взявшуюся яму, а сам он лежит на краю глубокого неровного рва. Он так намучился накануне, что даже не услышал грохота обрушающейся стены. В проломе возникли трое нервных полицейских: они взяли его на мушку и держали под прицелом до тех пор, пока не подоспел полковник с бригадой.