Скрипка - Энн Райс Страница 79

Стефан обернулся в потрясении. Я прочла в еголице яростный гнев. Я принялась вертеться во все стороны. Увидела пораженногографа, смущенную фрау Вебер, робкого Мелникера, а затем увидела приближающегосяпризрака, который как раз в эту минуту открывал двери в холл. Я поняла, что идругие видят эти открывающиеся двери, но не видят призрака. Вероятно, онирешили, что это сквозняк.

Призрак вошел, широко шагая, держа руки заспиной, как имел обыкновение делать при жизни, по свидетельствам очевидцев. Виду него был неопрятный, словно он только что сошел со смертного одра, оборванноезапятнанное кружево, к лицу прилипли кусочки гипса от посмертной маски.

Дверь в коридор так и осталась открытой. Яувидела, что в коридоре собираются постояльцы.

Маэстро. Сердце у Стефана разбилось, из глазполились слезы. Мне было очень жаль Стефана, но Маэстро не знал жалости, хотяголос его звучал снисходительно.

– Стефан, ты меня утомляешь, заставляявсе это терпеть! – сказал он. – Зачем ты вызвал меня в это время!Триана, сыграй для меня. Просто возьми скрипку и сыграй.

Я смотрела, как на моих глазах упрямецневысокого роста пересек комнату.

– Восхитительное сумасшествие, как мнекажется, – сказала я. – Или, может быть, это просто вдохновение.

Призрак опустился на стул, сердито поглядываяна меня.

– Вы в самом деле услышите музыку? –спросила я.

– О Господи, Триана, – сказал он,коротко махнув рукой. – Я не глух в смерти! Я не отправился в ад. Иначеменя бы здесь не было. – Он громко скрипуче рассмеялся. – Я был глух прижизни. Теперь я не живу, иначе и быть не могло. А теперь сыграй. Давай, давай,пусть у них мурашки побегут! Пусть они заплатят за каждое недоброе слово,когда-либо сказанное тебе, за каждую провинность. Или пусть заплатят за то, чтоты сама пожелаешь. Причина, в конце концов, не так уж важна. Представь боль илилюбовь. Обратись к Богу или к тому хорошему, что есть в тебе самой. Но выразиэто в музыке.

Стефан плакал. Я переводила взгляд с одного надругого. Мне было наплевать на людей в комнате. В ту минуту я подумала, чтотеперь мне всегда будет на них наплевать.

Но потом я поняла, что именно для них я должнасыграть эту музыку.

– Смелее, играй, – чуть болееучастливо сказал Бетховен. – Я не хотел, чтобы это прозвучало грубо.Правда, не хотел. Стефан, ты мой единственный ученик.

Стефан отвернулся, обратив лицо к дверномукосяку, и подпер голову рукой. Озадаченные смертные зрители ждали.

Я внимательно рассмотрела каждого, пытаясь невидеть призраков, а только смертных. Я взглянула на тех, кто ждал в коридоре.Господин Мелникер пошел, чтобы закрыть дверь.

– Нет, оставьте дверь открытой.

Я начала. Скрипка оставалась прежней, легким,источающим аромат священным инструментом, изготовленным тем, кто даже неподозревал, какое чудо творит из ветвей деревьев, кто даже не мог мечтать, чтовыпустит такую силу из прогретой древесины, согнутой в нужную форму.

«Позволь мне вернуться в часовню, мама.Позволь мне вернуться к Вечной помощи Божьей Матери. Позволь мне опуститьсярядом с тобой на колени в том невинном мраке, когда я еще не знала боли.Позволь мне взять тебя за руку и сказать – не как мне жаль, что ты умерла, апросто, что я люблю тебя, я теперь люблю тебя. Я дарю тебе свою любовь в этойпесне, вроде тех, что мы всегда распевали во время весенней процессии, тех песен,которые ты любила, и Фей, Фей вернется домой, Фей каким-то образом узнает отвоей любви, обязательно узнает, я верю в это, я чувствую это всей душой.

Мама, кто бы мог подумать, что в жизни такмного крови? Кому бы пришло в голову, что мы владеем тем, чем дорожим, я играюдля тебя, я играю твою песнь, я играю песнь твоему здоровью и силе, я играю дляотца и Карла, а совсем скоро я обрету силы сыграть для боли, но сейчас вечер, имы находимся в этом безмятежном святилище, среди известных нам святых, а когдамы направимся домой, улицы будут наполнены тихим угасающим светом, мы сРозалиндой будем скакать перед тобой и оглядываться, чтобы увидеть твоеулыбающееся лицо; да, я хочу это вспоминать, я хочу всегда вспоминать твоибольшие карие глаза и твою улыбку, в которой было столько уверенности. Мама,никто ведь не виноват в том, что все так вышло, а может быть, вина навсегдаприклеится к нам, но нет ли какого способа в конце концов вырваться из еетисков?

Взгляни, взгляни на эти дубы, которые всегдацеплялись ветками мне в волосы, всю мою жизнь, взгляни на эти замшелые кирпичи,по которым мы идем, взгляни на небо, отливающее теперь фиолетовым цветом, какслучается только в нашем раю. Почувствуй тепло от ламп, от газового камина, ототцовской фотографии на полке «Твой папочка на войне».

Мы читаем, возимся, а потом проваливаемся вкровать. Никакая это не могила. Кровь есть во многих вещах. Теперь я это знаю.Но кровь бывает разной. Я истекаю кровью за тебя, да, истекаю, причемдобровольно, а ты то же самое делаешь для меня…

… И пусть эта кровь смешается».

Я опустила инструмент. С меня ручьями тек пот.Руки дрожали, в ушах гремели аплодисменты.

Старый граф поднялся из кресла. Те, кто стоялв коридоре, хлынули в комнату.

– Вы сочинили это из воздуха, –сказал граф.

Я поискала глазами призраков. Они исчезли.

– Вы должны обязательно записать этумузыку. Это сама природа, этому нельзя научиться. Вы обладаете редчайшим даром,который не оценить по обычным меркам.

Граф поцеловал меня в лицо.

– Где ты, Стефан? – прошепталая. – Маэстро?

Вокруг себя я видела только людей.

Затем в ушах прозвучал голос Стефана, егодыхание коснулось моего уха.

– Я с тобой еще разберусь, дряннаядевчонка, укравшая у меня скрипку! Твой талант здесь вовсе ни при чем! Его несуществует. Это колдовство.

– Нет-нет, ты ошибаешься, – сказалая, – это не было колдовством, это было нечто, вырвавшееся на свободу,беспечное и нескованное, как ночные птицы, которые летают на закате,подхваченные ветром. Знай, Стефан, что ты мой учитель.

Граф поцеловал меня. Интересно, услышал ли онмои слова?

– Лгунья, лгунья, воровка.

Я повернулась вокруг своей оси. Маэстро исчезокончательно и бесповоротно. Я не осмелилась позвать его обратно. Я неосмелилась даже попытаться сделать это, просто потому что не знала, как к немуобратиться, да и к Стефану тоже, если на то пошло.

– Маэстро, помогите ему, –прошептала я.