Скрипка - Энн Райс Страница 75

– Триана, – только и смог онпотрясенно вымолвить.

– Для начала я разобью ее.Клянусь, – повторила я.

Я сжала скрипку еще крепче и размахнулась,нацелив в него, так что он, пошатываясь, отступил с болью и страхом.

– Нет, ты не сможешь, – взмолилсяон. – Триана, прошу тебя, прошу, верни мне скрипку. Не знаю, как ты еюзавладела. Не знаю, в чем тут справедливость, что за ирония судьбы. Ты провеламеня. Ты украла у меня скрипку. Триана! Господи, надо же, чтобы это была именноты.

– Что ты хочешь этим сказать, дорогой?

– Что ты… ты обладаешь редким даромслышать мелодии и темы…

– Но ведь ты создавал эти мелодии и темы,а заодно и воспоминания. Какая высокая плата за твой концерт.

Он беспомощно покачал головой в знакнесогласия.

– В этих мелодиях, что я играл для тебя,была свежесть, была жизнь. Стоя под твоим окном, я поднял взгляд и увидел твоелицо и почувствовал то, что ты называешь любовью, хотя я уже не помню этогочувства…

– Думаешь, такая тактика смягчит моесердце? Я ведь сказала, у меня есть оправдание. Ты не будешь больше никогопреследовать. Я завладела твоей скрипкой, все равно что твоим членом. Правилаигры, быть может, мы никогда не узнаем, но скрипка в моих руках, а ты ненастолько силен, чтобы снова завладеть ею.

Я повернулась. Под ногами действительнотвердая мостовая. В лицо действительно дует холодный ветер.

Я побежала. Неужели это шум трамвая?

В туфлях с тонкими подошвами я чувствовалакаждый булыжник. Холод пробирал до костей, беспощадный, пронзительный. Я ничегоне видела, кроме белесого неба и омертвелых голых деревьев, дома походили наогромных полупрозрачных призраков.

Я все бежала и бежала. У меня уже заболелиноги, пальцы онемели. От холода из глаз лились бесполезные слезы. Болела грудь.Беги, беги, прочь из этого сна, из этого видения, обрети себя, Триана.

Я вновь услышала шум трамвая, увидела огни.Остановилась, сердце громко стучало.

Руки так замерзли, что я почувствовала боль.Переложив скрипку со смычком в левую руку, я сунула пальцы правой в рот, чтобысогреть их. Потрескавшиеся губы были холодные. Господи! Какой адский холод. Мояодежда совершенно не защищала от ветра.

На мне по-прежнему был тот простой легкийнаряд, в котором я была, когда он меня украл. Бархатный жилет, шелк.

– Просыпайся! – прокричала я. –Найди свое место. Возвращайся к себе! – вопила я во все горло. –Прерви этот сон. Покончи с ним.

Сколько раз я проделывала это, возвращалась изфантазий, грез или ночных кошмаров и оказывалась в своей кровати о четырехстолбиках, оказывалась в восьмиугольной комнате, за окнами которой шумелимашины, мчавшиеся по авеню? Если это сумасшествие, то я с ним не смирюсь! Я предпочтужить в муке, чем так! Но все вокруг было слишком реально!

Возвышались современные здания. Из-за углавывернул трамвай в два вагона, обтекаемой формы, современного вида, а прямоперед собой я увидела яркое пятно – не что иное, как газетный киоск, открывшийся,несмотря на зиму, его переносные стены уже были увешаны разноцветнымижурналами.

Я метнулась к киоску. Нога попала в трамвайныйрельс. Я знала это место. Я упала и спасла скрипку только потому, что успелаповернуться на бок, ударившись локтем о камни.

С трудом поднялась.

Вывеску, светившуюся над головой, я уже виделараньше: «Отель „Империал“».

Это была Вена моего времени, это былатеперешняя Вена. Не может быть, чтобы я оказалась здесь, невозможно. Не можетбыть, чтобы я очнулась в другом месте.

Я затопала ногами, закружилась на месте.Просыпайся!

Но ничего не изменилось. На этот раз врассветный час Рингштрассе просыпалась к жизни, Стефан куда-то исчез, а потротуару шли обычные горожане. Из огромного роскошного отеля появился швейцар.Здесь всегда останавливались и останавливаются знаменитости – короли икоролевы, Вагнер и Гитлер, будь они оба прокляты, и Бог знает кто еще жил вэтих королевских апартаментах, которые я когда-то видела мельком. Господи, яснова здесь. Ты меня оставил здесь.

Какой-то человек заговорил со мной по-немецки.

Оказалось, что, падая, я задела киоск и сбиланабок одну стену из журналов. Мы все потерпели крах, эти журнальные лица инеуклюжая женщина в глупом летнем наряде со скрипкой и смычком.

Меня подхватили уверенные руки.

– Прошу вас, простите, – пролепеталая по-немецки, потом по-английски. – Мне очень жаль, очень-очень жаль, я нехотела… Прошу вас.

Мои руки. Я не могла ими шевельнуть. Мои рукизаледенели.

– Так вот какую игру ты затеял? –выкрикнула я, не обращая внимания на собравшихся вокруг людей. – Хочешьотморозить их вконец, сделать со мной то же, что твой отец сотворил с тобой?Так вот, у тебя ничего не получится!

Мне хотелось ударить Стефана. Но все, что явидела вокруг, – обычные равнодушные люди, а потому абсолютно реальные.

Я подняла скрипку. Я подняла скрипку кподбородку и начала играть. Еще раз решила узнать, примет ли реальный мир моюдушу. Я услышала музыку, выражавшую как нельзя лучше мои самые потаенныебезобидные желания, я услышала, как она рвется к небесам с любовью и верой.Реальный мир был как в тумане, впрочем, ему и полагалось таким быть – газетныйкиоск, кучка людей, остановившийся небольшой автомобиль.

Я продолжала играть, мне было все равно. Рукисогрелись от игры. Бедный Стефан, бедный Стефан. Я выдыхала пар на холоде. Яиграла и играла. Мудрое горе не ищет мести у самой жизни.

Внезапно пальцы одеревенели. Я действительнозамерзла, очень сильно замерзла.

– Входите, мадам, – произнес человекрядом со мной. Подошли и другие. Молодая женщина с зачесанными назадволосами. – Входите, входите же, – твердили они.

– Но куда? Где мы находимся? Я хочуоказаться в своей постели, в своем доме, я бы проснулась, если бы только знала,как вернуться в свою постель и в свой дом.

Тошнота. Все вдруг потемнело, я уже нечувствовала тела от холода, проваливаясь в небытие.

– Скрипка, прошу вас, скрипка…

Я не чувствовала своих рук, зато виделаскрипку, видела этот бесценный кусочек дерева. А еще я видела перед собой огни,танцующие огни, как бывает, когда идет дождь, только вот дождя никакого сейчасне было.

– Да-да, дорогая. Позвольте, мы поможемвам. Держите свою скрипку, а мы будем поддерживать вас. Теперь вы вбезопасности.