Дракула бессмертен - Йен Холт Страница 54

Так или иначе, любые слухи и кривотолки сейчас представляли угрозу для театра. Квинси Харкер, ну какой черт тебя дернул появиться именно сейчас?

Улыбка Басараба растаяла.

— Раз обмена любезностями не предвидится, сразу перейду к делу.

— Если считаете нужным.

— Книга продается из рук вон плохо. Вам надо, чтобы спектакль имел успех. Так зачем со мной ссориться? Я могу помочь.

Слова вошли в сердце Брэма, как осиновый кол. Высокопарный напыщенный актеришка вещает ему о провале романа!

— Если Дин хочет войны, он ее получит, — проговорил Стокер, с трудом сдерживая бешенство. — В этом театре главный я. И я скорее закрою его, чем отдам роль вам.

Басараб расхохотался и покачал головой, одновременно стягивая перчатки и пальто. Стокер наблюдал за ним из-под насупленных бровей. Явился без приглашения, а ведет себя как дома!

— Разумеется, если я соглашусь на эту роль, то в сценарий, а потом и в книгу придется внести определенные изменения.

— Правду говорят люди, высокомерия вам действительно не занимать! — прогремел Стокер. Он видел Басараба насквозь, актер намерен показать себя во всей красе, разыгрывая перед ним Дракулу. Не выйдет! Настоящий граф пустил бы в ход страх, а не заносчивость. Стокер был твердо уверен: Басараб для этой роли совершенно не подходит.

— Ваша книга изобилует противоречиями, ложными догадками и болезненными домыслами, — сердито бросил Басараб и взял со стола томик в желтой обложке.

— Да, о вашем высокомерии ходят легенды, но теперь я вижу, что вы еще и безумны, — сказал Брэм, поднимаясь со стула. В ястребиных глазах гостя он думал увидеть гнев, однако увидел лишь усталость и печаль. Или румын говорил на полном серьезе, или Стокер недооценил его актерские способности.

— Зачем вы меня провоцируете? — спросил Басараб. — В мои намерения не входит враждовать с вами.

— Жаль. Потому что в мои намерения входит, чтобы вы сию же минуту убрались отсюда.

Стокер опять сел на стул и повернулся к актеру спиной. И так уже слишком много времени потрачено напрасно.

Басараб встал позади писателя, взял его за плечи и, наклонившись к самому уху, прошептал:

— Предупреждаю вас: лучше не нарывайтесь. Вы совершаете ужасную ошибку.

Стокер изо всех пытался не выдать своего страха, но по позвоночнику пробежал холодок. Басараб не мог не почувствовать, как он дрожит. Весь фарс впустую.

После стычки с Квинси Дин все еще воспринимал его с некоторой опаской и держался на расстоянии. Поднявшись на сцену, постановщик начал рассказывать о новых усовершенствованиях. Затем выключил свет в зрительном зале, и театр погрузился во тьму. Юноша с изумлением понял, что видит Дина так же отчетливо, как и прежде — тот пытался нащупать на стене другой рубильник. Быть может, где-то горит дежурный свет?

Дин дернул рубильник. Сверкнула вспышка, и в зал ворвался гул электричества.

— Перед вами чудо двадцатого века.

Огни рампы заливали сцену электрическим светом. Юноша залюбовался хитроумной системой, сочетавшей белые, красные и зеленые софиты.

— А теперь смотрите внимательно.

Дин приглушил яркость софитов — каждого в разной степени.

Квинси охватил священный трепет. С газовым освещением о таком не приходилось и мечтать. Теперь на сцене можно создавать такую зловещую обстановку, какую пожелают. Он залился радостным смехом — точно ребенок, очутившийся в кондитерском магазине.

Из недр театра донесся голос Брэма Стокера — его ирландский акцент ни с чем нельзя было спутать. Старик надрывал глотку.

— Мой выход! — воскликнул Дин. — Лучше вмешаться.

«Проследите, чтобы нас никто не потревожил», — ясно прозвучали в голове Квинси слова Басараба. Нельзя его подвести.

Чуть Дин бросился к кулисам, как юноша прыгнул на сцену и перегородил ему дорогу. Постановщик невольно отшатнулся.

— Простите, мистер Басараб не желает, чтобы его беспокоили.

— Я вложил в постановку много времени и сил, — сказал Дин. — И не допущу, чтобы Стокер все испортил.

Он попытался отстранить Квинси, однако тот даже не шевельнулся. Между тем крики из-за кулис становились все громче.

— Прочь с дороги! — закричал взбешенный Дин, позабыв о хороших манерах, и решительно двинулся вперед.

— Извините, но я настаиваю, — проговорил Квинси и вытянул руку, чтобы его остановить.

Он едва дотронулся до постановщика — а тот вдруг отлетел назад и упал навзничь посреди сцены. В его глазах промелькнули удивление и страх.

Потом Дин медленно встал и, пронзив Квинси сердитым взглядом, сошел со сцены.

Квинси застыл в полной растерянности. Я к нему почти и не прикоснулся. Он глядел на свои руки, не чувствуя ничего, кроме отвращения. Теперь настала его очередь бояться… себя самого. Так вот каким хочет его видеть Басараб!

Резко оттолкнувшись от стола, Стокер отъехал вместе со стулом назад и сбросил руки Басараба со своих плеч.

— Да плевать мне, кто вы такой! Думаете получить роль угрозами?

Актер пропустил вопрос мимо ушей.

— Вы дурак, а книга ваша не выдерживает никакой критики. Дракула у вас разгуливает по городу посреди бела дня. Вы ложно приписываете ему убийство матери Люси Вестенра, пожилой и больной женщины; обвиняете в том, что он скормил живого младенца своим «невестам». Называете его графом, хотя на самом деле он был князем. Для моего народа это настоящее оскорбление!

— Ваш народ до сих пор прозябает в Средневековье! Наверняка большинство румын и читать-то не умеют.

Басараб, яростно сверкнув глазами, швырнул книжку в желтом переплете на стол.

— Вы пишете о вещах, в которых не разбираетесь и которых не понимаете, и о людях, вам совершенно неизвестных. Вы профан и бездарь!

— Я не буду оправдываться перед вами, — с запинкой проговорил Стокер. — Дракула — всего лишь литературный персонаж, порожденный моей фантазией.

— Если Дракула такой негодяй, то почему он оставил Харкера в живых, хотя в замке тот был целиком в его руках?

— Вы говорите так, будто все это случилось на самом деле.

— Если бы дали себе труд навести справки в порту Уитби, то обнаружили бы, что «Деметру» действительно выбросило на скалы — только в 1888-м, а не в 1897 году..

Все, довольно. Стокер поднялся и твердо посмотрел Басарабу в глаза.

— Я требую, чтобы вы немедленно…

— Экипаж корабля стал жертвой чумы, занесенной на борт крысами, — перебил его актер. — Моряки сошли с ума и убили друг друга. Не было никакой собаки с «разорванным горлом» и «вспоротым острыми когтями брюхом».