Усмешка Люцифера - Данил Корецкий Страница 5

— Опять командировка, Трофимов? Ах, Ростов-на-Дону? А почему сразу не Сочи, не Ялта?

Железная Ната взирала на него с этакой брюзгливой помещицкой миной: ох уж мне эти крепостные, так и норовят свалить куда-нибудь, только бы барщину не отрабатывать!

— А знаете, Наталья Ивановна, я бы и в Сочи скатался с удовольствием! Да хоть на Золотые Пески, ха-ха! Но там, к сожалению, ничего нет по моей диссертационной теме!

У Трофимова даже дух захватило, настолько нахально, панибратски прозвучал его голос. Честное слово, он понятия не имел, откуда взялся этот тон, эта улыбочка, которая наползла на лицо, как упавший с люстры паук, растянула его, сделала каким-то чужим, неприятным самому себе.

— Да, очень жаль, очень жаль, Трофимов… Золотые Пески, хм, в самом деле… А как же непосредственные обязанности?

— Именно что непосредственные, Наталья Ивановна! Вы же сами сказали: диалектическим бульдозером — по мифам и слухам! И чем скорее, тем лучше! Я себе в блокнот так и записал! Вот и тороплюсь, стараюсь, воплощаю, так сказать!.. А донского рыбца, кстати, никогда не пробовали?

Она смотрела на улыбающийся рот Трофимова, на отполированные с утра мятным порошком зубы, и с лицом ее тоже что-то делалось. Оно теплело, расплывалось вширь. И, кажется, глупело.

— Кого, кого?

— Рыбца донского, Наталья Ивановна! Рыба такая! Говорят, умопомрачительная вещь! Обязательно привезу! Вручу лично!

— Ой, это лишнее, не стоит… Впрочем…

Она вдруг словно что-то вспомнила, коснулась рукой лба, застыла на минуту. Затем взяла ручку, поставила подпись под заявлением о командировке, передала ему.

— Это в бухгалтерию. Задурил ты мне совсем голову, Трофимов. Езжай в свой Ростов, копай… Бульдозерист ты наш диалектический…

Она улыбалась. Она шутила. Она даже не поинтересовалась, за каким таким ценным материалом ему понадобилось ехать за тысячи километров. Между тем всего несколько минут назад — Трофимов это знал точно — Железная Ната даже мысли не допускала ни о какой командировке, потому что из Калининграда прибыл контейнер с экспонатами по Пруссии эпохи герцога Альберта, нуждающимися в срочной паспортизации. Да и сам он еще сегодня утром не собирался никуда ехать, понимая безнадежность затеи и… тем более что на место Киндяева взяли новичка, которого надо было вводить в курс дела. И вдруг — словно молния сверкнула — решился, набрался наглости. А Железная Ната тоже вдруг взяла и подмахнула его командировку, практически не глядя… Чудеса, чудеса. Вот только улыбочка эта дурацкая (в коридоре Трофимов пальцами потрогал щеки, проверяя, сползла ли она, отклеилась ли)… Откуда?.. И вел он себя похабно, будто прохиндей из водевиля…

«Ладно. Чего не сделаешь ради науки, — сказал он себе. — Надо будет, и соловьем запоешь, и козлом поскачешь…»

И тут же неожиданно, экспромтом: «…А возьму-ка я себе купе люкс! Научный эксперимент: убьет меня Ната или не убьет?»

* * *

Ровно через двое суток диссертанта Трофимова — бодрого, свежего, отлично выспавшегося в комфортабельном люксе — встречал на перроне вокзала сам Синицын, директор Ростовского музея краеведения. Иван даже не удивился, чего-то такого и ожидал. Открывая перед гостем дверцу своей старенькой «эмки», Синицын извиняющимся тоном пробормотал:

— Была бы в нашем хозяйстве соответствующая машина, кхе-кхе, сами понимаете, обязательно бы… Для такого гостя… Кхе-кхе.

— Не стоит беспокоиться, Семен Лукич! — Трофимов благосклонно кивнул.

— Ну, как же не беспокоиться… Не каждый ведь день к нам из самого Эрмитажа ученые приезжают!..

Музей располагался в центре, в глубине зеленого двора. Знакомство с сотрудниками, чай с бутербродами, помесь рабочего завтрака с торжественным приемом. Такая почтительная сдержанность. Иван обратил внимание, что с подчиненными Синицын далеко не так любезен, как с ним. Через десять минут он громко скомандовал: «Хватит рассиживаться! Всем за работу!», хлопнул в ладоши — и все эти музейные матроны и сребровласые старушки, побросав недопитый чай, живо рассыпались по местам.

Небольшая экскурсия по музею. Вот сокровища Донских курганов, две тысячи единиц: сплошь золото и серебро. Вот клады боспорские. Вот каменные бабы половецкие. Чучело белуги, самой крупной в мире. Шарманки авторские. Сабли и шашки казачьи…

— Погодите, а где же стенд героев Донской революции? — спросил Трофимов. — Собственно, из-за него я сюда и приехал.

— Вот как?

Синицын растерялся.

— Мне очень жаль, Иван Родионович… Этот стенд, его, простите, разобрали… — На круглом, как блин, лице директора музея нарисовалось нешуточное страдание. Он отвел глаза в сторону и стал глотать фразы. — Там такая история неприятная… Терехов, секретарь обкома, который на стенде… Он на охоте погиб, вместе с подчиненным… Сейчас проверка, следствие, а пока все не выяснится, это, вот… Разобрать велели стенд, до дальнейших, как говорится, кхе-кхе…

— Вот тебе раз! Терехов погиб?

Ивану отчего-то вдруг представился дикий берберский лев, раздирающий на части упитанное тело в сером двубортном костюме с депутатским значком на лацкане.

— Его лев, что ли задрал?.. Тьфу, то есть медведь?

— Какой медведь, Иван Родионович? Эх, если бы медведь, не было бы никаких… — Синицын осекся. — Простите, я хотел сказать — застрелили Архипа Кузьмича, по случайности застрелили. И Бузякина, зама его, тоже… Очень неприятная история вышла, кхе-кхе…