Тунгусский метеорит - Игорь Шабельников Страница 42

– Правильно. Поэтому, будем выбираться из тайги вдоль речки. Пусть это займет больше времени, но там и корова сможет подкормиться, и мы не пропадем – будем ловить рыбу.

Мария хмурилась, но спорить не стала. Николай же поднялся и вышел из-под навеса. Вернулся он с деревянными вилами.

– Михаил, может быть, медведь не вернётся, может нам не стоит лезть на рожон? Я не представляю, как с помощью вот этого можно защититься от медведя на открытом пространстве, – Николай швырнул вилы на землю.

– А что это? – спросил я.

– Как что? Рогатина, я так понимаю! – ответил Николай.

Я рассмеялся, Мария зафыркала вслед за мной.

– Что? Что смешного? – спросил Николай.

– Мария, дай сюда свою рогатину, – сказал я.

Мария подняла с земли и передала мне своё копьё.

– Вот, Николай. Это и есть рогатина. С такой рогатиной охотились на медведей ещё до падения Тунгусского метеорита. Вещь раритетная, передается из поколения в поколение охотников-медвежатников. Смотри, обоюдоострое широкое лезвие длиной около четверти метра и металлические крылышки, образующие перекладину. Кстати, лезвие вместе с крылышками и называется «рожон». А рогатина – потому, что в старину эти копья, наверно, были из рога.

– Михаил, на старинных гравюрах охотники на медведей изображены вот именно с такими вилами, – сказал Николай.

– Ага, и медведи там стоят на задних лапах, а охотники изображены с граблями для уборки сена, – улыбаясь, ответил я.

– Ну, хорошо, пусть так! Но я не понимаю, как мы будем охотиться с рогатиной Марии на медведя? – спросил Николай.

– Мы? Да не приведи, господи! Я опасаюсь, как бы медведь не стал охотиться на нас! Одна рогатина у нас уже есть, еще пару изготовим из охотничьих ножей. Если медведь всё же решит на нас напасть, то упрем рогатины в землю, пусть сам косолапый лезет на рожон, главное – успеть направить рогатину в шею или грудь медведю. И ещё, медведь при нападении почти никогда не встает на дыбы, он попрет буром на всех четырёх.

– Всё ясно, – удрученно отозвался Николай.

– А если ясно, тогда – за работу! Готовим оружие и укрепляем навес, – закончил я дискуссию.

До самой темноты мы работали не покладая рук – таскали бревна, тесали и вкапывали колья вокруг навеса, расставляли капканы. Почти бессонная прошлая ночь, пожар, медведь и тяжёлая работа сделали своё дело – мы буквально валились с ног. Но и ночью спать не пришлось. Несмотря на то, что мы установили ночное дежурство, поспать никому толком не удалось. Медведь крутился вокруг заимки, собака негромким рыком предупреждала о его приближении, а корова нервничала, звеня своим колокольчиком. Чтобы не дразнить медведя, пришлось колокольчик снять. Хотя мы и основательно укрепили подступы к навесу, всё равно было страшно. Мы подскакивали от любого шороха, хватались за оружие и ярче разводили костёр. Под утро я не выдержал, пальнул несколько раз из СВЧ пушки в темноту, ориентируясь на звук хрустящих веток. Один из выстрелов, по-видимому, зацепил медведя, в ответ мы услышали его яростный рёв. Ожог, несколько, поубавил наглости медведю, он отошел от заимки, но мы уже не могли сомкнуть глаз.

Едва только забрезжил рассвет, мы разобрали проход из капканов и кольев и, прихватив свои хурды и оружие, двинулись к реке. Впереди шла с рогатиной Мария, она несла ещё и котелок с углями. Рядом с хозяйкой бежала собака. Корова, обвешанная нашими скромными пожитками и подгоняемая нами, шла следом за Марией. Мы с Николаем следовали по бокам от коровы, у каждого рогатина, нож и топор. Двигались мы медленно, поминутно озираясь и стараясь не шуметь.

Общее напряжение усилилось, когда мы подошли к реке и двинулись вдоль берега. Поднялся туман, в трех метрах ни черта не видать, каждый куст в тумане казался притаившимся медведем, готовым наброситься на тебя в любую секунду. С восходом солнца туман рассеялся, только тогда немного отлегло от сердца, и мы смогли двигаться быстрее. По-настоящему мы повеселели и даже стали отпускать шуточки по поводу медведя-раззявы, когда добрались до переката и перешли на другой берег реки.

Река петляла причудливым образом, образуя многочисленные протоки и старицы. Чтобы оторваться от медведя и сбить его со следа, мы старались идти по воде и несколько раз перекатами переходили с берега на берег. Привалы делали короткие, только когда находили участки с зеленой травой для коровы. Сами мы грызли кедровые орешки. Собаку покормить было совсем нечем, она укоризненно заглядывала нам в глаза, как бы говоря: «А нефиг было выпускать медведя, да ещё и с мясом».

К полудню река вывела нас к подножию невысокой сопки. На вершине сопки виднелись развалины избы, от избы к реке уступами шли полусгнившие деревянные лотки, валялись обрывки пожарных шлангов. Возле самой реки на станине стояли останки двигателя от трактора, кругом были разбросаны пустые ржавые бочки. Похоже, мы вышли к заброшенной старательской шахте, этот дизель когда-то гнал из реки к избе воду, а в лотках промывали золото. Несмотря на всеобщее запустение и разруху, эти развалины вселили в нас оптимизм – вот оно доказательство близости цивилизации. К тому же, изба, пусть и разрушенная, представлялась мне хорошим местом для стоянки и ночлега – можно задержаться здесь на сутки-двое, можно хорошенько отдохнуть и отоспаться. Нужно было немедленно приступить к укреплению подступов к избе, но все были основательно измотаны, и я объявил привал.

Это было моей ошибкой – не стоило расслабляться. Мария стала раздувать угли, чтобы развести костер. Я присел рядом с Николаем в тени дизеля и на секундочку прикрыл глаза. Когда я проснулся, солнце уже клонилось к закату. Мария помешивала ароматную уху в котелке на треноге. Господи, откуда же у этой женщины столько сил и энергии? Пока мы с Николаем спали, она успела набить острогой щучек и теперь готовила уху.

Чудесный запах ухи разбудил и Николая. Он, едва открыв глаза, полез за голенище сапога и достал ложку. Я тоже не сплоховал, сунул руку за пазуху «пончо» и извлек оттуда «нетельную ложку» на веревочке. Вдруг Эльза, до этого спокойно лежавшая недалеко от костра и глотавшая слюну, подскочила на лапы, развернулась и оскалилась, шерсть на её загривке встала торчком. Мы тоже вскочили на ноги. По берегу реки в сторону нашего «бивуака», не торопясь, шел наш давешний знакомый – бурый медведь.

Мария опомнилась первой, она подхватила с земли свою рогатину и бросилась к корове. Мы с Николаем выставили свои «пики», прикрывая отход Марии. Эльза бросилась к медведю. Я оглянулся, Мария тянула за веревку корову по деревянным лоткам вверх к избе.

Глянул на медведя. Медведь явно хитрил, делая вид, что нас не замечает, и, вяло отбиваясь от собаки, продолжал продвигаться в нашу сторону. Мы переглянулись с Николаем – всё было понятно без слов – медведь быстрее учится охоте на нас, чем мы на него. Нервы у нас с Николаем дрогнули, и мы стали медленно отступать к деревянным лоткам, ведущим к избе.

Медведь, недовольный тем, что его хитрость не удалась, стал с яростью бросаться на собаку. Мария, видя, что из нас с Николаем хреновые охотники, и мы отступаем, криком отозвала Эльзу. Мы поднялись к избе. Внизу бесчинствовал медведь. Он разодрал все сумки с нашими скромными пожитками, опрокинул котелок с ухой и, обжигаясь, пожирал варёную рыбу. Но, самое главное, опрокинув котелок, он потушил костер.