Мэйфейрские ведьмы - Энн Райс Страница 40

Барабаны и рожок играли теперь медленнее и мелодичнее,что-то вроде мадригалов, хотя по сути своей музыка оставалась дикарской. Язакрыл глаза и тут же потерял равновесие. Чьи-то губы легко коснулись моих щеки рта, я в панике разомкнул веки и увидел, что мулатки разделись донага иоткровенно, недвусмысленными жестами предлагают себя.

Я с трудом осознавал происходящее – видел лишь, чтонеподалеку, опершись рукой о стол, стоит Шарлотта, неподвижная, словноизваяние, статуя на фоне тускло-синего неба. Свечи потрескивали на ветру,музыка не стихала, а я забыл обо всем на свете, разглядывая двух полногрудыхкрасавиц, во всей наготе открытых моему взору.

Удивительно, но я вдруг поймал себя на том, что в этой жаресовсем не смущен собственной наготой, хотя в жизни не часто оказывался вподобной ситуации. Отсутствие одежды казалось мне совершенно нормальным. Болеетого, я с интересом разглядывал обнаженных женщин, особенно те потаенныепрелести, что всегда скрыты от посторонних глаз.

Одна из красавиц снова коснулась меня поцелуем, и на этотраз губы мои в ответ раскрылись. Шелковистость ее кожи будила во мне желание.

В эту минуту, Стефан, я превратился в пропащего человека.

Знойные мулатки уложили меня на подушки и принялисьпокрывать поцелуями тело, не оставляя без внимания ни единого участка.Возможно, причиной тому опьянение, но каждый их жест, каждая изощренная ласкадоводили меня буквально до исступления. Эти женщины казались мне действительнолюбящими, поистине чудесными и в то же время совершенно невинными, априкосновение их нежной кожи сводило с ума.

Я знал, что Шарлотта наблюдает за происходящим, однако меняэто совершенно не трогало – гораздо важнее было дарить женщинам свои ласки и вполной мере наслаждаться теми, которыми они щедро осыпали меня. Выпитое зелье,несомненно, подавило мою природную сдержанность и в то же время замедлилоестественные при данных обстоятельствах порывы мужчины, отчего мне казалось,что впереди еще целая вечность.

В комнате становилось все темнее, музыка теперь ласкала слухи словно убаюкивала. Медленно разгоравшаяся во мне страсть доставлялавосхитительное блаженство, погружала в неизведанные ранее ощущения. Одна изженщин, пышнотелая податливая красавица, показала мне черную шелковую ленту, ине успел я удивиться, зачем она ей понадобилась, как широкая полоса тканиоказалась у меня на глазах, а концы ее были завязаны на затылке.

Где найти слова, чтобы описать, какое пламя вспыхнуло во мнепосле этого, – повязка будто уничтожила последние остатки приличия, и яутратил всяческий стыд.

В пьянящей темноте я наконец овладел своей жертвой. Пальцымои запутались в пышных волосах, а в меня впились нежные губы и сильные рукиувлекали за собой, все теснее прижимая к мягким грудям, животу и к тому месту,где трепетала благоуханная женская плоть… Но едва я вскрикнул от страсти,безусловно потеряв в то мгновение душу, как повязку сорвали с моих глаз…Взглянув вниз, я увидел Шарлотту: веки ее были прикрыты, губы разомкнуты, лицопылало.

Вокруг никого – во всем доме только мы вдвоем.

Я вскочил с кровати и как сумасшедший бросился вон изкомнаты. Но все уже свершилось. Шарлотта догнала меня на самом краю утеса.

– Что ты собрался делать? – жалобно вскричалаона. – Прыгнуть в море?

Не в силах ответить, я лишь припал к ней, чтобы не упасть.Если бы она не оттянула меня от края, я бы рухнул вниз. А в голове стучалатолько одна мысль: это моя дочь, моя дочь! Что я наделал!

Да, я знал, что это моя дочь, и постоянно напоминал себе обэтом, открыто глядя правде в глаза, и все же против собственной воли повернулсяк ней, обнял и прижал к себе. Послужат ли ей наказанием мои поцелуи? Как моглислиться воедино ярость и страсть? Я никогда не участвовал во взятии городов,но, наверное, солдаты точно так же воспламеняются, срывая одежды с визжащихпленниц.

В своем вожделении я готов был раздавить ее, задушить вобъятиях. А когда она, прерывисто вздохнув, откинула назад голову, я смог лишьпрошептать: «Моя дочь…» – и припал к обнаженной груди.

Мне казалось, я ни разу в жизни не давал выход своейстрасти, так велика она была в ту минуту. Видя, что я готов овладеть ею прямотам, на песке, Шарлотта увлекла меня в комнату. Моя грубость не вселила в неестраха. Она потянула меня к кровати, и впервые после той ночи в Амстердаме сДеборой я познал поистине всепоглощающее блаженство. Мои порывы не могласдержать даже таившаяся в душе безграничная нежность.

– Ты мерзкая маленькая ведьма, – выкрикнул я, ноШарлотта, похоже, восприняла мой вопль как поцелуй и продолжала извиваться подомной, приподнимаясь навстречу и вторя моим движениям.

Наконец я отпрянул от нее и упал на подушку. Мне хотелосьумереть и в то же время безмерно хотелось немедленно снова овладеть ею.

Если мне не изменяет память, еще дважды до рассвета янабрасывался на нее, однако был настолько пьян, что едва ли отдавал отчет всвоих действиях и думал лишь об одном: в Шарлотте воплотилось все то, чтотолько можно желать в женщине, и я мог теперь этим наслаждаться.

Ближе к утру, помнится, Шарлотта уснула, а я,воспользовавшись тем, что никто и ничто не мешает моим наблюдениям, лежал рядоми пристально изучал ее, словно пытаясь понять внутреннюю суть и природу красотысобственной дочери. «Да, конечно, – с горечью думал я, – она сделалаиз меня посмешище…» И все-таки, Стефан, мои наблюдения не были бесплодными – затот час я узнал о женщине больше, чем за всю жизнь.

Как прелестно было ее юное тело, как упруга ее плоть, каксвежа ее кожа – даже мимолетное прикосновение к ней доставляло истинноеудовольствие. Только бы она не проснулась! Только бы не встретить ее мудрый и вто же время насмешливый взгляд! Мне хотелось зарыдать – таким ужасным казалосьвсе случившееся.

Кажется, после пробуждения Шарлотты мы еще немногопоговорили, но в моей памяти лучше запечатлелось то, что я видел, нежели слова,которые мы произносили.

Она вновь принялась уговаривать меня выпить ее вина, точнееяда, причем делала это с еще большей настойчивостью, чем прежде, – видимо,желание проникнуть в мои мысли было слишком сильным, непреодолимым. Сидя накровати в облаке золотистых волос – настоящая английская леди Годива [7],– онавновь заговорила о том, как поразил ее мой рассказ о встрече с Лэшером вкаменном круге в Доннелейте.