Во власти черных птиц - Кэт Уинтерс Страница 40

– Спасибо, – еще раз поблагодарил он и развязал верхние тесемки защитной маски, под которой обнаружилось круглое мальчишеское лицо с розовым шрамом затянувшейся раны на подбородке. – Вы гораздо моложе всех дам, которые здесь нам обычно помогают, – добавил он. – Qué bonita ^[9]. Очень хорошенькая.

– Спасибо.

– Это тебе спасибо, querida ^[10].

– Вы должны простить Карлоса, – произнес второй парень с кривой усмешкой, видневшейся в круглом отверстии, которое было вырезано в центре его маски. – Его накачивают морфием, чтобы он не чувствовал…

Он указал сигаретой на отсутствующие ноги Карлоса.

– Он до сих пор воображает себя мексиканским любовником.

– Я гораздо больше мужчина, чем ты, Джонс.

– Сказал парень без ног, – усмехнулся блондин.

– Не смешно, дружище. Ты просто ревнуешь, потому что девушки обращают на тебя меньше внимания. – Карлос откинулся на спинку кресла и широко улыбнулся, глядя на меня снизу вверх. – Сделай нам, истосковавшимся по любви мужчинам, одолжение, querida. Сними свою маску. Позволь нам увидеть все твое красивое личико.

– Вам незачем его видеть.

– Но мне это необходимо, – возразил Карлос.

– Вас постигнет жестокое разочарование. – Я взяла из корзины еще одно печенье. – Под моей маской скрываются огромные бородавки и торчащие вперед зубы.

– Не дразни нас. – Карлос умоляюще посмотрел на меня своими большими карими глазами. – Мы изголодались по женскому вниманию, querida. На секундочку.

– Боюсь, что не могу. – Я протянула печенье, которое держала в руке, его другу Джонсу. – Вы будете?

– Нет. – Светловолосый парень сунул сигарету в рот через отверстие в маске. – Но я бы с удовольствием закурил.

Он приподнял свои узкие бедра и, поморщившись, выдернул из заднего кармана брюк картонный пакетик со спичками. Его вторая рука – та, у которой не хватало кисти, – безжизненно лежала на его левом бедре.

– Вы же знаете, что это вредит вашим легким, – произнесла я, кивая на его сигарету. – И если эти маски действительно помогают защищаться от гриппа, то эта дырка в вашей маске также не принесет вам ни капельки пользы.

– Ты моя тетя Герти, что ли? – Он вскинул голову и прикусил кончик сигареты. – Бьюсь об заклад, ты также участвуешь в крестовом походе за благородное дело запрета бухла.

– Я всего лишь в курсе того, как не оказаться в могиле раньше положенного времени. – Я вернула отвергнутое им печенье в корзину. – Чтобы выздороветь, вы сами должны о себе позаботиться. Вы еще молоды. Вам, наверное, лет девятнадцать? Двадцать? Не больше двадцати одного.

– Просто зажги мне спичку, – произнес он, в упор глядя на меня и не выпуская из губ задрожавшую от их движений сигарету. – Эта сигаретка – единственное, что удерживает меня от того, чтобы не пустить себе пулю в лоб.

Его серые глаза обдали меня таким холодом, что мне стоило больших усилий сохранить самообладание. Опустив корзину на пол, я помогла ему прикурить. При этом мои руки дрожали, как если бы это была взрывчатка, готовая рвануть в любой момент.

Он выдохнул дым вбок из-под маски, и его взгляд смягчился.

– Спасибо. Ты прелесть.

– Пожалуйста. – Я посмотрела на его здоровую руку. – Эти шрамы остались после войны?

Он выдохнул еще одно белое облако.

– Колючая проволока. Мы разматывали и раскладывали ее между нами и вражескими окопами, и она была действительно адски колючей. Так что я вернулся домой весь исколотый.

Я проигнорировала его черный юмор и наклонилась за корзиной, чувствуя, как его взгляд буквально прожигает мою макушку.

– Я бы протянул тебе руку помощи, милашка, – произнес он, – но она осталась у фрицев.

– Хватит, Джонс. – Карлос опустил свое недоеденное печенье. – Не обращай на него внимания, querida. У него странное чувство юмора.

Я подняла корзину. Джонс смотрел на меня в упор, затягиваясь сигаретой. Я отвернулась и отошла от этих парней, ссутулившись еще больше, чем раньше. В моей походке уже не было прежней уверенности. Пронзительная горечь, исходящая от юноши, была мучительнее, чем запах керосина.

На лицах остальных солдат, к которым я подходила, вспыхивала такая надежда, как будто я действительно могла им помочь своим печеньем. Они приветствовали меня обезображенными забинтованными лицами, пустыми рукавами вместо рук, заживающими ожогами, свежими шрамами, едва прикрытыми красной коркой новой кожи, костылями, культями, скрученными ревматизмом пальцами, заставляя меня чувствовать неописуемую усталость, от которой начали ныть даже мои собственные мышцы.

В отличие от Джонса, остальные парни были вежливы и милы, негромко благодаря меня за угощение.

Я подошла к юноше, у которого не было левых руки и ноги. Скрытая бинтами и марлевой маской, его голова представляла собой пазл из перекрещенных слоев марли, окутавших более семидесяти пяти процентов его лица. Он мирно спал в одном из кожаных кресел, склонив голову вправо и размеренно дыша в такт вздымающейся и опадающей груди.

– Этот находится в объятиях морфина, – произнес мужчина, сидевший в кресле напротив парня, – седеющий солдат с повязкой на глазу. – Я съем его печенье.

– Я приберегу его и отдам ему, когда он проснется, – ответила я.

– Он может проспать еще пару часов.

– Если бы вы спали так мирно, как он, – возразила я, подавая мужчине его долю, – то, наверное, расстроились бы, узнав, что кто-то съел ваше печенье?

Мужчина опустил маску, демонстрируя грустную улыбку.

– Я бы отдал гораздо больше, чем печенье, чтобы иметь возможность спать так мирно, как это делает он, маленькая мисс.

– Вы плохо спите?

– Да, с тех самых пор, как меня бросили в окопы к крысам.

Я достала еще одно печенье и положила ему на ладонь.

Он похлопал меня по локтю.

– Спасибо, мисс. Я никому не расскажу.

– Попробуйте выспаться, – ответила я. – Вы больше не в окопах.

Далее я остановилась у стола, за которым трое молодых людей играли в покер. Их раны были менее очевидны, хотя к спинке стула самого невысокого из этой троицы была прислонена пара костылей. Их позы были более непринужденными и расслабленными, чем у остальных выздоравливающих солдат, и им приятно было прикасаться к моим пальцам, когда я подавала им угощение.

– Спасибо, синеглазка.

– Премного благодарен, малышка.

– Какая же ты милашка.

Самый высокий из группы, уродливый мужчина с выпирающим адамовым яблоком, пропел мне: «Милая малышка». Я покраснела и поблагодарила его, мечтая, чтобы он замолчал. Парень с вьющимися рыжими волосами и забинтованной ногой, сидевший в соседнем кресле, опирался лбом о ладонь и беззвучно плакал.