Три момента взрыва - Чайна Мьевилль Страница 37

Мне было приятно познакомиться с тобой. Ты интересный гость. То есть, конечно, пленник, я знаю. Но, может быть, ты позволишь мне считать тебя моим гостем? Мне будет жаль, когда ты уйдешь.

Если я и грущу немного, то лишь потому, что о многом не успел тебя спросить, а теперь не знаю, сколько у нас осталось времени. Мне хочется больше знать о твоей семье, о твоем городе. О людях, которые поклоняются тебе. Которые идут сюда.

Почему ты вдруг так опечалился?

Скоро ты будешь дома. Ты разве не слышал, что я тебе сказал?

Слышал, конечно. Закрыть тебе глаза? Хочешь послать своему народу летучих мышей, чтобы они рассказали ему о том, где мы? То есть где сейчас ты, и рядом с тобой я, составляю тебе компанию?

Вот лучшее дерево, какое у меня есть. Я вылил на него все ароматическое масло и разделил его своими старыми пальцами на тонкие волокна. Вкусно, правда?

Знаешь, о чем я тут подумал? Только мне надо говорить тихо, поэтому я лучше не скажу, а прошепчу это прямо в твое металлическое ухо – я подумал, тот солдат мог ведь и ошибиться. Может, он что-то недослышал, и это наш город проиграл, а не твой. Может, твои жрецы придут и перережут глотки тем солдатам, что сейчас внизу, в караульне, а тебя взвалят себе на плечи и с триумфом понесут назад, домой.

Не знаю, решат ли они, что я тоже враг. Неважно. Меня это не беспокоит.

Хотя непохоже, что так будет. Армия моего города сильнее, боги мощнее, и золота в них больше.

Но я вижу, что если бы невероятное случилось, ты не был бы счастлив.

Бог, почему ты такой печальный? Жил один мальчик, чей дух грыз кости его соседей, пока он спал. Рассказать тебе историю? Или ты сам мне что-нибудь расскажешь? Как ты проносишься над долинами? Когда ты летишь, машешь ли ты крыльями медленно, наподобие цапли? Окропляешь ли ты фермы кровью? Как чествуют тебя охотники твоего города?

О, ты наверняка помнишь Омовение Рта! Когда в одну минуту то, что было всего лишь деревом и металлом, вдруг стало тобой. Ты помнишь это – помнят глаза, которыми ты видишь, помнят твои руки, помнит посох, что они держат? Когда люди сотворили тебя?

Ну, тогда я расскажу тебе историю. Ту, которую я время от времени рассказываю себе сам. Солдаты напали на крошечный городок и захватили в плен его божка, а с ним и одного юношу, очень молодого, чтобы тот ухаживал за ним. Вместе их заперли подальше от людей. Юноше было грустно – он видел, как солдаты зарубили мечами всю его семью, так что теперь он был один. Бог грустил по своим, божественным причинам. Он знал, что подвел своих людей, и у них теперь сгниет урожай, а еще он знал, что они будут приходить к нему и глядеть на него, когда он вернется, и что никто из них никогда не просил его быть их богом.

Юноша плакал и сердился на бога.

– Мой малыш мертв, – говорил он. – Мертва моя жена. Что ты за бог? Освободи меня. Ты ведь единственный бог в моем городе, значит, это ты отвечаешь за все. За войны и урожаи, за рождение детей, вообще за все. И за смерть тоже. Мне страшно, – кричал он. В оружейной были кинжалы, но он не решался их взять. – Сделай это за меня. Разве я не молюсь тебе? Сделай.

Бог чувствовал его мольбы и мольбы других своих людей, которые уже шли за ним с выкупом. Все это не придавало ему сил, наоборот, он ощущал усталость.

Человек и бог смотрели из верхнего окна башни.

– Они идут, – сказал человек, – значит, тебе придется снова взяться за дело.

Человек взглянул в серебряные глаза бога. Бог взглянул в серые глаза человека. Человек дернулся, как кукла на нитке, схватился за сердце, открыл рот, захрипел и упал.

Жрецы и солдаты-победители поднимались по лестнице, сопровождая послов побежденного народа. Вдруг они услышали грохот и громкий крик. Все вместе они вбежали в верхнюю комнату.

Там весь пол устилали осколки пленного бога. Человек разбил его о стену. Не оставил ни одного целого куска. Дерево превратилось в щепки. Металл был покорежен. Драгоценные камни – их и раньше-то было немного – разбросаны и затоптаны. Посреди этого разгрома стоял молодой пленник. Он хлопал себя ладонями по бокам, хватался за голову и дико кричал, глядя на свои руки.

Рослый жрец поспешил заверить побежденных, что он ничего такого не приказывал, что все это дело рук спятившего раба. Который, напомнил он им, был как-никак их земляком. Однако убийство бога есть убийство бога, и тень от содеянного падала и на самого жреца. Ведь все случилось в его городе, прямо у него под носом. Их город, разумеется, и дальше останется в подчинении, но выкуп они могут сохранить. А раб, пообещал он, будет казнен.

Но, когда все ушли, он задумчиво посмотрел на молодого человека, который продолжал ощупывать свое тело так, словно никогда раньше его не видел.

– Я прикажу выпороть тебя, – сказал он. – Но что с тобой стряслось? Ты что теперь, ненавидишь богов? Всех? Или только этого? За то, что он тебя подвел?.. Если еще раз сделаешь такое без моего ведома, – продолжал он, – простишься с жизнью. А пока мне пригодится раб, в котором есть капля презрения к богам. И даже немного злости. Ровно столько, чтобы не испытывать перед ними страха.

Он приказал сначала выпороть молодого человека, потом перевязать его раны, а потом объяснил ему, в чем будут состоять его новые обязанности. И тогда раб сказал:

– Во мне нет злости к богам. Мне жаль их.

Не пугайся. Ты спал? Я пока не стану убирать ладонь с твоего рта.

Видишь луну?

О, спасибо. Ты такой добрый. Добрый бог. Дай, я поцелую твое холодное лицо.

Сегодня я слышал, как солдаты храпят внизу, точно телята в хлеву. Сначала я просто слышал, как они хохочут и едят, как возятся под своими одеялами, а потом звуки стали доноситься до меня все яснее и яснее. Я слушал и слышал тайны, которые строения выдают вздохами стен и скрипом половиц. Не помню, когда я поднялся и как пошел, – может быть, я не шагал, а летел, словно на ногах у меня были маленькие крылышки, или моя голова стала облаком. Но я оказался у окна, и луна говорила со мной своим светом.

У людских тел есть свое, особое видение. Можно много говорить о том, как глаза плоти видят ночь и как они отказываются ее видеть. Но каково это – снова взглянуть сквозь мрак туда, где горы подобны рыбьим зубам! Где все в серебре, как пол верхней комнаты много лет назад.

Солдаты встают рано. Сегодня придут люди с приношениями для тебя.

Не грусти, бог. То, что ты сделал, – это такая мелочь.

Следи за моим пальцем, он указывает туда, где… нет, это не летучая мышь, это мотылек, сердце взмывает в его мотыльковой груди, потому что он влюблен. Скоро проснутся гуси, они поприветствуют день, а из-под земли им ответит лава.

Дай-ка я обниму тебя, бог. Руки у меня старые, но я смогу понести тебя, мой друг, так что давай подниматься, как будто и мы хотим полетать. А ты тяжелый, хотя и не весь из золота. Но ничего, я справлюсь. Я-то уже не так тяжел, как раньше, и не так силен, но я выдержу.