Что знает ночь? - Дин Кунц Страница 32

Бездействие начало представляться ему неудачной стратегией. Может, этот маньяк умеет передвигаться бесшумно, умеет превращаться в невидимку, обученный древним азиатским секретам, может, ему противостоит ниндзя-убийца или кто-то подобный. Возможно, этот ублюдок уже сокращал расстояние между ними, приближался к нему так же бесшумно, как летит подхваченный ветром парашютик одуванчика.

Зах многое знал о методах военной стратегии, которые позволили выиграть знаменитые битвы в бесчисленных войнах, но их применение в поединке один на один в темном полуэтаже вызывало определенные сложности, а может быть, и вовсе не представлялось возможным.

Огорчали Заха и все более громкие и быстрые удары его сердца. С каждой секундой ему все с большим трудом удавалось стоять замерев, а ведь без этого он не мог услышать приближения противника. Росла убежденность, что кто-то приближается сзади, спереди, слева, справа. Оставаясь на месте, он являл собой труп на ногах, ожидающий, что с ним станет.

Вытянув перед собой потухший фонарь и вилку с двумя зубцами, низко согнувшись, чтобы не биться головой о многочисленные потолочные короба и трубопроводы, Зах двинулся в ту сторону, откуда пришел. Иногда он за что-то задевал макушкой, но знал: это не живое. Он ткнулся в защитный кожух котла, который гулко бухнул, ударил фонарем о деревянную стойку. Пол скрипнул под ногой. Стальные зубцы вилки царапнули о металлическую поверхность. Чем больше он старался не издавать ни звука, тем шумливее становился.

Сердце Заха грохотало — самый громкий издаваемый им звук, во всяком случае, для собственных ушей, да и с дыханием возникли проблемы. Он не дышал, а практически фырчал. Нарастало желание вырваться из темноты, при этом ужасала неспособность держать себя в руках, и Зах прилагал отчаянные усилия, чтобы не впасть в панику.

Вслепую он нащупывал путь между чем-то и чем-то, интуитивно повернул направо, в чернильно-черный карман лабиринта, где даже диод-индикатор не оживлял мрак, и тут его обдало холодным воздухом, с температурой на двадцать, а то и на тридцать градусов ниже той, что поддерживалась на техническом полуэтаже. Заха бросило в дрожь. Он замер, не из-за холодного воздуха, а потому, что почувствовал — прямо перед ним кто-то есть, он сошелся лицом к лицу с неизвестным ему противником. И хотя он никого не мог видеть в этой кромешной тьме, он знал, что это мужчина, мужчина крупный и сильный, который совершенно его не боится.

Нет. Приди в себя. Сохраняй хладнокровие. Это всего лишь разыгравшееся воображение. Перед ним никого и ничего, кроме темноты. И проверить это он мог достаточно легко, проткнув пустоту вилкой. Два длинных зубца воткнулись в кого-то, в блинскую стену мяса. Никто не вскрикнул, не выругался от боли, и Заху хотелось верить, что вилка воткнулась во что-то неживое.

Но надежда растаяла, когда рука, склизкая и холодная, как дохлая рыба, сомкнулась на его запястье, поглотила его запястье, такая же огромная, как та, что во сне пыталась оторвать его лицо. Он не мог вырваться. Он чувствовал, что мужчина схватился за хвостовик вилки, вытаскивает из себя зубцы. Зах изо всех сил держался за рукоятку. Знал, если потеряет контроль над оружием, вилка воткнется в него и будет втыкаться, втыкаться, втыкаться…

В дюймах от лица Заха раздался грубый голос. Мужчина говорил низким, хриплым шепотом:

— Я тебя знаю, мальчик, теперь я тебя знаю.

Крик Заха о помощи не смог прорваться сквозь сжатые губы и вместо этого упал, словно камень, в колодец его горла, блокировал дыхательные пути, и он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.

К удивлению Заха, громила оттолкнул его, и он повалился на спину, по-прежнему сжимая рукоятку вилки в кулаке, а холод мгновенно растаял в воздухе. Зажглись гирлянды ламп, вспыхнул фонарь, который Зах так и не выпустил из левой руки, тени разбежались по дальним углам.

Жадно хватая ртом воздух, он сел, один и при свете, один и живой, с вилкой в выставленной вперед правой руке. Хвостовик вилки согнулся под углом к рукоятке, зубцы перекрутило, словно две проволоки.