Хозяин тишины  - Влада Ольховская Страница 31

Эта тревога оказалась неприятным, но умным зверьком. Она появилась не без причины, она предупреждала меня о том, во что я сначала пыталась не верить. Гедеонов действительно избегал меня! Он не появлялся там, где бывала я, и он снова гулял по саду, но уже один. Иногда я видела его и спешила туда, чтобы якобы случайно встретиться с ним, однако никогда его не заставала. А бывало, что он появлялся там сразу же после моего ухода. Его нежелание общаться со мной было очевидно, как неоновый знак темной ночью.

Пожалуй, у него были причины для этого. Я увидела нечто такое, чего мне видеть не полагалось, стала свидетельницей его унижения. А еще с ним что-то произошло, когда я его коснулась, и этого я совсем не понимала.

Мне нужно было смириться. Я ведь работала, получала столько же, меня в поместье все любили — и я любила их. У меня был Никита, в конце концов! Красивый, терпеливый, веселый…

Гедеонов, если задуматься, был мне и не нужен. Мне даже лучше, когда он на расстоянии! Теперь, когда я убедилась, насколько он необычен, мое уважение к нему оттенял легкий привкус страха. Не знаю, кто он такой, чудовище, маг, бес — мне без разницы, лишь бы меня это не касалось.

И все же я скучала, сама не зная, почему. С Никитой было прекрасно лететь по ночному шоссе и целоваться среди цветущих деревьев. Но когда я начинала говорить с ним об этих деревьях, о красоте неба, о том, что нас окружало, его это вгоняло в сон. Зачем ему такая болтовня, если глаза у него работают отлично и он сам все видит? Но он видел по-своему и не желал знать, как вижу я.

Я выполняла в поместье ту же работу, что и раньше, однако я уже не чувствовала себя по-настоящему важной. Оказывается, есть люди, которым не обязательно много говорить, само их присутствие наполняет тебя особой энергией, отзывается в тебе, и от этого становится очень-очень хорошо.

Гедеонов определенно принадлежал к таким людям, и я даже не удивилась, когда однажды проснулась с мыслью, что должна его вернуть.

Вот только как?

Любой вариант, который я продумывала, в итоге оказывался непередаваемо глупым, наивным или наглым. Он ничем не был мне обязан, эти встречи не были даже каким-то особенным договором между нами, который он нарушил. Среди всех ярких, богатых и уникальных людей, которые окружали Гедеонова, я была не слишком примечательна… Я была заменима.

Или нет?.. Ведь сейчас он проводил вечера не с кем-то другим, а один.

В общем, слов у меня не было, я никогда не любила бурные признания, а перед Гедеоновым и вовсе наверняка растерялась бы. Поэтому я решила идти другим путем.

Это ведь он мне рассказал про цветочные послания, и он знал об этом куда больше, чем я. Те букеты, что я составляла для его спальни, были единственной частичкой нашего личного общения, оставшейся при мне. Поэтому только так я могла доверить ему нечто по-настоящему важное.

Я не смела положиться на тот язык цветов, о котором он мне рассказывал. Найти в интернете информацию о значениях растений несложно, не в этом дело. Гедеонов попросту не увидит букет, и вряд ли он будет спрашивать кого-то, что за цветы перед ним. Поэтому передо мной стояла задача посложнее — сочетать ароматы цветов так, чтобы они стали признанием: я скучаю.

Тут у меня не было ни учебников, ни подсказок, я, как всегда, действовала по наитию. Это было непросто и небыстро, но я не замечала времени. Я бродила по саду, заглядывала в теплицы, вдыхала запахи цветов и все думала, думала…

Ближе к вечеру я решила, что основой обязательно должна стать галльская роза. Это был растрепанный, очаровательный в своей простоте темно-розовый цветок с удивительным запахом. Медовый, сладкий, очень глубокий и чуть дымный, он обволакивал, был важным, но не слишком навязчивым — как просьба, которую произносят вполголоса, а не кричат на всю округу. К розам я добавила пару фиолетово-синих веточек шалфея: их теплый запах сулил спокойствие и поддержку, о которых Гедеонов никогда не просил, но которые мне все равно хотелось ему отдать. Под конец я, подумав, добавила пушистую еловую ветвь. Запах ветви был сдержанным и строгим, горьким и благородным — аромат семи печатей, за которыми скрываются чужие секреты.

Мое послание просило его вернуться, ради меня, а не ради себя, ведь сам этот эгоцентрист в жизни не попросил бы о чем-то, но он мог царственно сделать одолжение. Я не знала, можно ли вообще понять такое послание. Однако если кто и может, то только он.

* * *

Вопреки моим ожиданиям, он так и не появился в саду, хотя я ждала его до поздней ночи, и на следующий день тоже не пришел. На что я вообще надеялась, если задуматься? Хорошо еще, что слова, спрятанные в цветах, не позорят так, как слова, произнесенные вслух!

Я смирилась. Я все еще гуляла в саду, но, как раньше, для себя, доверяясь целительной силе природы. Я больше ничего не ждала и едва поверила своим глазам, когда Гедеонов появился на одной из дорожек прямо передо мной.

— Добрый вечер, Августа Стефановна, — кивнул он. Как будто ничего и не было! — Как вы? Что-то мы давно с вами не совпадали по времени наших прогулок.

Он предлагал мне завершение конфликта, или что там произошло между нами, так же ясно, как Мартынов когда-то предлагал увольнение. Сделать вид, что все нормально, забыть, не возвращаться к этому, вести себя, как раньше.

И какой соблазнительный это был вариант! Как будто мне хотелось долгих объяснений или неловкого молчания… Однако какая-то часть меня, та самая, которая первой забила тревогу, подсказывала мне, что это ненадежное решение. И у него, и у меня уже есть в памяти нечто такое, от чего нам не скрыться. Я хотела не прятаться от этого, а найти некое подобие равновесия.

— Здравствуйте, Владимир Викторович. Я очень рада, что встретила вас здесь.

— Почему же?

— Я бы хотела поговорить о том, что произошло во время грозы.

— Не стоит, — поморщился он. — Это слишком хороший вечер, чтобы портить его такими воспоминаниями.

— Позвольте мне объяснить, пожалуйста!

— Попытайтесь.

Он не уходил с дорожки, но уже не казался таким дружелюбным. Что ж, сейчас или никогда…

— Я не знаю, что случилось с вами той ночью. Но меня это и не касается, я не стала бы нарушать правила и вторгаться в вашу тайну, если бы у меня был другой выбор. Тогда у меня выбора не было, я и сейчас в это верю, после того, как сто раз прокрутила ту ситуацию в памяти.

— Если бы я вас в чем-то винил, вы бы не остались в моем доме.

— Но вы и не смотрите на меня так, как раньше!

— Я вообще ни на кого не смотрю, — усмехнулся Гедеонов.

— Вы знаете, о чем я. Я… Мне нравилось, как вы относились ко мне до этого. Понятно, что со снобизмом — но с таким же, как ко всем, и к вашим гостям, и к работникам, вы со всеми одинаково высокомерны.

— Льстить вы определенно не умеете, Августа Стефановна.