Им помогали силы Тьмы - Деннис Уитли Страница 31

Малаку продолжал заламывать руки и причитать:

— Ай, этот проклятый русский выдаст нас всех с потрохами, я знаю, я их знаю! А потом придут эти подлые мерзавцы в черной форме и потащат нас на дыбу. Они сорвут с нас одежды и подвесят за яйца. Они обреют наголо голову Хуррем, они будут пытать ее раскаленной кочергой. О горе мне, горе! Ну почему я родился евреем? Разве я не отрекся от Иеговы? Разве не встал на истинный Путь? Чем же я нарушил обет, чтобы не меня пала суровая кара?

Морщась от боли, Грегори сел на постели и прикрикнул на чернокнижника:

— Прекратите этот спектакль! Возьмите себя в руки, черт возьми! У вас еще будет возможность поскулить, когда гестапо заберет вас, а пока мы еще не в их руках.

Малаку сразу замолчал, уставился на Грегори и пробормотал:

— Да, вы, пожалуй, правы. Так нельзя. Одна лишь мысль, что мне придется оставить все мои книги и приборы, заставляет мое сердце обливаться кровью. Но мы должны как можно скорее покинуть Сассен; если нам удастся добраться до Польши, то мы спасены. Там у меня осталось еще много друзей, они не оставят нас в беде. Эти нацистские свиньи никогда не догадаются, что я до войны жил там. У меня есть собственный дом в Остроленке, на северо-востоке от Варшавы. Там, в сельской местности, многие тысячи евреев остались на свободе, потому что немцы не могут себе позволить лишиться продовольствия и тех сельских продуктов, которые выращивают евреи. А мой турецкий паспорт убережет меня от преследований местных нацистских прислужников.

У Грегори тревожно заколотилось сердце. Совершенно очевидно, что Малаку не собирается брать его на носилках с собой. Выждав паузу, Грегори поинтересовался:

— Следовательно, вы намереваетесь бросить меня здесь?

Доктор сгорбился и развел руками:

— А как еще я могу поступить? В конце концов, это ведь вы накликали беду на нас.

— Это ложь! — оскорбился Грегори. — Вы сами накликали на себя беду, когда послали донесение о Пенемюнде в Швецию.

— Может, и так, может, и так. Но я тогда был не в себе, поддался искушению отомстить мучителям моего народа. И смотрите, к чему это меня привело?

— Черт побери! Да как вы можете блеять и мычать тут передо мной, как вы смеете нести такую чушь о том, что не понимали степени риска, когда посылали письмо? Может, вы еще скажете, что овчинка не стоила выделки? И это после того, как операция блестяще удалась? Да знаете ли вы, что десятки тысяч евреев просто так отдали свои жизни, не имея возможности отомстить хоть одному единственному нацисту? И если мы заплатим нашими собственными жизнями за уничтожение Пенемюнде — это, поверьте, совсем недорогая цена.

— Но, я, я совсем не хочу умирать, — закричал Малаку и опять начал заламывать руки. — О, моя работа, мой великий и ответственный труд! Поверьте, мне очень не хочется оставлять вас одного, это наполняет мою грудь горечью и состраданием, но почему я должен подвергать себя и дочь риску, если у меня еще есть шанс скрыться?

Прикованный к постели, Грегори понимал, что Малаку возьмет с собой и горбуна Тарика, и Хуррем — значит, он останется совсем один, и если даже Купоровичу удастся пробраться незамеченным через немецкие кордоны и нацисты не придут сюда за майором Боденштайном, то он все равно погибнет от жажды и голода. Нет, необходимо отговорить Малаку от этого малодушного поступка. И вдруг Грегори понял, что надо делать.

— Если вы оставите меня здесь одного, то все равно вас ждет смерть. Вы рассказали мне, куда собираетесь бежать, и вы сами дали мне козыри в руки, а я сумею ими распорядиться. Мальчики из гестапо будут знать где им надо вас ловить.

Смуглое лицо Малаку залила мертвенная бледность.

— Нет! Нет! — задохнулся он от неожиданности. — Вы не сделаете этого! Вспомните, что я для вас сделал!

— Все это перечеркивает ваше предательство. Вы обрекаете меня на голодную смерть.

Черные глаза доктора зажглись недобрым огнем, он медленно покачал головой.

— Вы забываете, что ваша жизнь находится в моих руках. И мне совсем нетрудно позаботиться о том, чтобы вы умерли еще до прихода сюда нацистов.

— A-а, значит, вы готовы пойти на убийство? Убить своего же союзника?

— Это будет гуманно с моей стороны. Ведь вы мне угрожаете и не оставляете другого выбора.

— Есть и другая альтернатива, — заявил Грегори. — До этого вы предполагали, что Купоровича обязательно поймают. Но если его не поймают, вам нечего опасаться. Но он — счастливчик, ему почти везет всегда.

— Вы сами не верите в то, что говорите.

— Верю. Я верю потому, что знаю его как самого себя. Его внешность очень обманчива. Вся его бесшабашность и добросердечие — это лишь одна сторона его натуры. Но я его знаю совсем другим человеком. Мы работали с ним в Париже месяцы под самым носом у нацистов. Он хитер как лис, способен на всевозможные трюки и уловки, и он безжалостно уберет со своего пути любого, не испытывая ни малейшего угрызения совести. А самое главное: он обладает очень большой способностью к выживанию в любых — самых неблагоприятных — условиях. Чтобы не быть голословным, мне достаточно упомянуть его Одиссею при побеге с Пенемюнде.

— Может быть, вы и правы, но я не могу рисковать.

Внезапно Грегори вдохновился:

— Послушайте. Прежде чем убивать меня и устраивать переполох при приготовлении к отъезду, почему бы вам не спуститься к себе и не побеседовать с вашими оракулами? Ведь не потеряли же вы веру в астрологию и в гороскопы? Наверняка вы можете узнать у звезд, каковы шансы Купоровича на успешный побег.

Малаку задумчиво покивал головой.

— Вот теперь вы говорите дело.

Обернувшись, он подошел к койке Купоровича и взял лежащую на ней пижаму: