Наследница ведьм - Энн Райс Страница 31

Вид этого места почему-то оказал на нее довольно удручающеевпечатление, от которого она долго не могла избавиться. Возвращаясь назад, онавспоминала о том, как Роуан и Майкл провели здесь свой медовый месяц, а также отом, как полюбился им этот дом. Правда, собственное прибрежное жилище приходилосьей по душе гораздо больше, и она лишний раз порадовалась тому, что оно былонизким, а от залива его защищала невысокая и неприметная с берега дюна. Впоследнее время никто уже не строил таких домов. А Гиффорд очень ценила егоименно за уединенность и гармоничное единение с пляжем и водой. Ей нравилось,что можно было выйти за дверь, сделать всего три шага по дорожке и сразу жеоказаться на песчаном берегу, откуда было рукой подать до кромки моря.

В сущности, залив ничем не отличался от моря. Шумный илитихий, он все равно был огромным и безбрежным, каким бывает только настоящееморе. И простирался на юг до самого горизонта, если вообще не до самого краяземли.

Через час должна была наступить первая среда Великого постаГиффорд ждала ее прихода с таким напряжением и нетерпением, будто это был часведьмовства В глубине души она давно затаила обиду на праздник Марди-Гра,который никогда не делал ее счастливой. Более того, обыкновенно он приносил ейгораздо больше печалей, чем она была способна вынести.

Хорошо бы проснуться на следующий день, когда все ужеокажется позади! Гиффорд с таким предвкушением ожидала наступления поста,словно от него зависел приход весны. Заранее разведя огонь, она улеглась накушетку и, чтобы как-то скоротать ближайший час, отдалась своим размышлениям.Ей нужно было хотя бы чем-то себя занять, чтобы не считать медленно тянущиесяминуты и не терзаться угрызениями совести из-за того, что она проигнорировалаобщество своей семьи, собравшейся в особняке на Первой улице, а значит, ничегоне предприняла для предотвращения беды. Неожиданно она ощутила досаду на тех,кто всегда мешал ей воплотить в жизнь свои благие намерения, кто не моготличить истинную угрозу от ложной и пропускал мимо ушей все, что говорилаГиффорд.

Нужно было предупредить Майкла Карри, размышляла она, атакже Роуан Мэйфейр. Но они ведь сами читали семейную историю. И должны, быливсе знать! Дом на Первой улице еще никому не принес счастья. Зря они тудапереселились. В этом состояла их роковая ошибка Зло обитало в каждом кирпиче, вкаждом кусочке известки этого дома В нем коротали свой век тринадцать ведьм, неговоря уже о том, что на чердаке до сих пор хранились вещи Джулиена. В этихвещах затаилось зло. Словно осиные гнезда, спрятанные в капителях коринфскихколонн, оно облепило весь особняк вместе с его потолками, навесами и карнизами.Это был дом без надежд и без будущего. Гиффорд всегда это знала

Чтобы это утверждать, ей не нужны были никакие исследователииз Таламаски, прибывшие из Амстердама То, что она знала, не прочтешь ни в однойкниге.

Причем осознание опасности пришло к ней с первым посещениемдома, когда, еще маленькой девочкой, ее привела туда любимая бабушка Эвелин. Ееуже тогда называли Старухой, потому что ей было много лет, а в семье Мэйфейровк тому времени уже появились несколько молодых Эвелин. Одна из них вышла замужза Чарльза Мэйфейра, другая – за Брюса Однако об их дальнейшей судьбе Гиф-фордничего не было известно.

Итак, они с бабушкой пришли на Первую улицу, чтобы навеститьтетушку Карлотту и бедную Дейрдре Мэйфейр, как всегда восседавшую на своемтроне – в кресле-качалке. Гиффорд тогда увидела знаменитое привидение, причемудивительно ярко и отчетливо. Им оказался мужчина, все время стоявший у креслаДейрдре. Заметила его и бабушка Эвелин – в этом у Гиффорд не было никакихсомнений. А тетушка Карлотта, эта строгая и высокомерная дама с норовистымхарактером, без умолку болтала с ними в мрачной гостиной, будто никакогопризрака и в помине не было.

Что же касается Дейрдре, то к тому времени она уже практическивпала в невменяемое состояние.

– Бедное дитя, – посетовала тогда бабушкаЭвелин. – Джулиен все это предвидел.

Это была одна из тех фраз, которые часто повторяла СтарухаЭвелин, но всегда наотрез отказывалась давать им объяснения. Позже она сказаласвоей внучке Гиффорд:

– Дейрдре пришлось познать всю горечь жизни и недовелось испытать ни капли радости от принадлежности к нашему семейству.

– А разве в этом есть радость? – спросила тогдаГиффорд. Тот же вопрос задавала она себе и сейчас.

Гиффорд казалось, что под словом «радость» Старуха Эвелинподразумевала нечто такое, что хранили в себе старые пластинки и фотографии, накоторых были запечатлены она и дядюшка Джулиен. На одной из них они – оба вбелых плащах и темных очках – сидели летним днем в машине. На другой – стоялипод дубами в парке Одюбон. Третья фотография была сделана в комнате Джулиена наверхнем этаже-После смерти Джулиена Эвелин провела десять лет в Европе вместесо Стеллой. У нее там были какие-то «дела», при упоминании о которых СтарухаЭвелин всегда принимала торжественный и серьезный вид.

Когда бабушка Эвелин еще не прекратила говорить, она сбольшим удовольствием делилась впечатлениями своей далекой молодости. Помнится,прежде чем поведать ту или иную историю, она понижала голос до таинственногошепота. В особенности она любила рассказывать о том, как Джулиен затащил ее впостель, когда ей было тринадцать, и как он, явившись на Амелия-стрит, кричалбез умолку перед окнами ее дома: «Эвелин, спускайся, спускайся!», пока дедушкаУолкер не выпустил внучку из спальни на чердаке, куда сам же ее и запер.

Отношения между дедушкой Эвелин и Джулиеном не сложилисьиз-за имевшего место в прошлом несчастного случая. Это произошло на Ривербенде,когда Джулиен был еще мальчишкой и из-за неосторожного обращения с оружием сталневольным убийцей своего двоюродного брата Августина Внук Августина поклялся,что на всю жизнь возненавидит того, кто застрелил его предка. Правда, в семьеМэйфейров предки у всех были практически одни и те же. Ветви их фамильногодрева настолько тесно переплетались друг с другом, что стали подобны колючейлозе, наглухо заполонившей окна и двери замка Спящей Красавицы.

Как ни удивительно, но тринадцатилетняя Мона сумела отличноразобраться во всех хитросплетениях. С помощью компьютера она восстановиласемейное древо и в доказательство тому совсем недавно с гордостью заявила, чтона ней соединяется больше линий, нисходящих от Джулиена и Анжелики, чем наком-либо еще. Очевидно, нет смысла напоминать, что все эти линии вели своеначало от древних Мэйфейров, живших на Сан-Доминго. Всякий раз, когда Гиффордвспоминала об этом, ей становилось не по себе. Она беспокоилась за Мону. Ужлучше бы девочка уделяла больше внимания своим сверстникам и интересоваласьодеждой, а не жизнеописанием семьи, компьютерами, гоночными машинами и оружием.