Вампир - граф Дракула - Брэм Стокер Страница 27

Около полуночи Луси слабо шевельнулась. И тут же раздался тихий стук в окно. Приблизившись, я поднял штору. Сад был освещен серебристым сиянием луны. Перед самым окном летала огромная летучая мышь. Это она задевала крыльями за стекло. Мне почему-то вспомнился Ренфильд, и сердце сжалось от неясного страха.

Вернувшись на прежнее место, я заметил, что венок на шее Луси сдвинулся от ее неловкого движения. Я осторожно поправил его.

Через некоторое время Луси проснулась. Я дал ей поесть, как предписал фон Гельсинг. Она безропотно проглотила пищу. Видно было, что организм уже не борется со смертью, как раньше. Луси покорно отдалась овладевавшей ею слабости. Мне показалось странным, что, проснувшись, Луси прижала к себе венок, будто ища в нем защиты, в то время как во сне она отталкивала его. Понаблюдав за ней, я убедился в этом. Больная то засыпала, то просыпалась, каждый раз повторяя одни и те же движения.

В шесть часов утра фон Гельсинг пришел сменить меня. Артур только что заснул, и профессор не посчитал нужным будить его. Увидев Луси, фон Гельсинг вскрикнул.

— Скорее поднимите штору, мне нужен свет! — приказал он.

Наклонившись к Луси, профессор осмотрел ее, отодвинул венок, снял шелковый платок… Я приблизился к постели. Ранки на шее Луси исчезли, не оставив никаких следов!

Фон Гельсинг долго смотрел на бедную девушку. Наконец он обернулся ко мне и тихо сказал:

— Она умирает… Но мы не знаем, придет ли она в сознание. Разбудите Артура, я обещал позвать его в случае надобности.

Я пошел в гостиную. Увидев солнце, пробивавшееся через открытые ставни, Артур ужаснулся, что так долго спал, и спросил про Луси. Я ответил, что она еще спит, но профессор считает, что конец близок. Артур закрыл лицо руками. Плечи его вздрагивали.

Я взял его за руку и заставил встать.

— Пойдем, милый друг, — сказал я, — мужайся! Когда мы вошли в комнату больной, я заметил, что фон Гельсинг расчесал волосы Луси, обрамлявшие ее исхудавшее лицо золотистыми волнами. Она открыла глаза и, увидев Артура, прошептала:

— Артур, дорогой, я так рада, что ты пришел!

Голмвуд нагнулся, чтобы поцеловать ее, но профессор помешал ему.

— Подождите, — сказал он, — подержите ее за руку, ей это будет приятно.

Артур опустился на колени у кровати и взял руку Луси. Лицо ее источало ангельскую доброту и кроткость. Через минуту глаза больной медленно закрылись, и она опять заснула.

Внезапно с Луси произошла та же перемена, которую я заметил ночью. Дыхание стало неровным, рот открылся, обнажив длинные острые зубы. Она открыла глаза, в которых горела злоба, и мягким, сладостным голосом прошептала:

— Артур, возлюбленный мой, поцелуй меня!

Артур стремительно нагнулся, но фон Гельсинг пораженный, как и я, ее странным голосом, бросился к Голмвуду и оттолкнул с такой силой, что тот отлетел на середину комнаты.

— Ни за что! — закричал профессор. — Не смейте целовать ее, если вы хоть немного дорожите спасением ваших душ!

Артур был так поражен, что совершенно растерялся. На лице Луси появилось выражение бессильной злобы, острые зубы стиснулись. Она закрыла глаза, с трудом переводя дыхание.

Мы внимательно наблюдали за ней. Через некоторое время Луси снова открыла глаза, но теперь в них светилась прежняя доброта и бесконечная грусть. Она протянула бледную худую руку и, взяв руку профессора, нежно поцеловала ее.

— Мой верный друг… — сказала Луси чуть слышно, — наш верный друг, — прибавила она, глядя на Артура, — берегите моего жениха, умоляю вас! О, дайте мне покой!

— Клянусь вам в этом! — торжественно воскликнул фон Гельсинг и обернулся к Артуру: — Поцелуйте свою невесту в лоб…

Артур подошел, они простились. Луси закрыла глаза и спустя несколько минут скончалась.

Я увел Артура вниз. Он рыдал как ребенок. С трудом удерживая слезы, я уложил его на диван, укрыл пледом и вернулся. Фон Гельсинг стоял на прежнем месте и смотрел на Луси. Смерть вернула ей прежнюю красоту, щеки как будто пополнели, губы слегка порозовели. Она была удивительно хороша.

— Бедная девушка, — прошептал я. — Наконец-то она обрела покой. Смерть — конец всему.

Профессор обернулся ко мне и грустно заметил:

— К несчастью, вы не правы, мой друг, это только начало!

Когда я спросил его, что он хочет этим сказать, фон Гельсинг покачал головой.

— Мы пока ничего не можем сделать. Подождите, и увидите сами.

21 сентября. Похороны Луси и ее матери состоятся через день. Родных у них нет, Артур уехал на похороны отца. Ввиду этих обстоятельств мы с фон Гельсингом решили заняться бумагами миссис Вестенра. Профессор настоял на том, чтобы самому просмотреть бумаги, принадлежавшие Луси.

— Не беспокойтесь, — сказал он в ответ на мой недоуменный взгляд, — я просто не хочу, чтобы письма, вроде последней записки мисс Луси, попали в руки полиции. Итак, вы занимаетесь бумагами миссис Вестенра, а я отправляюсь в комнату Луси. Может быть, что-нибудь и отыщу. Кстати, если вам попадется адрес поверенного миссис Вестенра, напишите ему.

Все документы миссис Вестенра были в порядке. Она даже указала, где и как ее похоронить. Адрес ее поверенного тоже был здесь.

Я не успел запечатать письма, когда фон Гельсинг вернулся.

— Что-нибудь нашли? — спросил я его.

— Ничего особенного, если не считать нескольких писем и недавно начатого дневника. Я оставлю бумаги при себе, а потом, с разрешения бедного Артура, извлеку из них некоторую пользу. Теперь пойдем спать, друг мой. Мы оба нуждаемся в отдыхе. Завтра предстоит немало хлопот.

Раньше чем лечь, мы зашли посмотреть на Луси. Она лежала, окруженная чудными белыми цветами. Профессор приоткрыл покрывало и отшатнулся. Я подошел ближе. Луси лежала в гробу, как живая. Никаких признаков смерти! Яркий румянец играл на ее щеках, алые губы улыбались. Я с трудом верил, что передо мной не спящая красавица, а безжизненный труп.

Профессор угрюмо смотрел на нее.

— Подождите, пока я вернусь, — шепнул он после продолжительного молчания и вышел.

Вернувшись с цветами, которыми в изобилии снабжал Луси, фон Гельсинг разложил их вокруг лица умершей. Потом, сняв с себя маленькое распятие, прикрыл им ей рот. Я был изумлен, но ничего не сказал. Мы молча вышли из комнаты.

Я уже раздевался, когда профессор постучался ко мне.

— Пожалуйста, привезите мне завтра операционные ножи, — попросил он.

— Зачем? Вы хотите ее вскрывать?

— И да и нет, — ответил фон Гельсинг. — Я скажу вам, в чем дело, только, пожалуйста, никому ни слова! Я хочу вынуть ее сердце… Вы будете мне ассистировать. Можно было бы сделать это сегодня, но Артур завтра пожелает увидеть ее. Когда он простится с Луси и все разойдутся, мы вернемся, отвинтим крышку гроба и сделаем то, что следует, и никто об этом и знать не будет!