Женщина-VAMP - Евгения Микулина Страница 26

Я осознала полную меру того, что произошло, только когда увидела его полные ужаса глаза и услышала, как он выдохнул мне в лицо свой вопрос: «ЧТО ты такое?» И мой мир – мой счастливый, уютный, тщательно выстроенный мир – рухнул в одну секунду.

Он видел то, что я сделала с собаками. Слышал мое рычание. Видел меня в действии – видел силу и скорость, каких не бывает у нормальных людей. Слышал звук, с которым я перегрызла глотку последней псине. Видел кровь на моих губах. Теперь он узнает – поймет, – кто и что я такое. И это означает, что я его потеряла.

Будь на моем месте кто-то другой, Влад был бы уже мертв. Самое ценное, что есть у меня и мне подобных, – это наша тайна. Смертные не должны ее знать. Их удел – неведение: они становятся нашими жертвами в неведении, потому что мы нападаем внезапно, ничего не объясняя. Но даже если мы охотимся не на них, но им не повезло и они оказались свидетелями нашей охоты, мы должны убивать их… Никаких свидетелей. Наш темный мир должен всегда оставаться во тьме. Таков закон. Этот закон необходимо строго соблюдать – иначе воцарится хаос.

Да, таков закон. Но не мне его применять. Я уже нарушила все законы, когда полюбила его и подпустила к себе. Нам законы теперь не писаны. Я – это я. Он – это он. Я его не убью. И никому не дам убить.

Не это разрывает мне сердце – сердце, которое почти не бьется, почти не живет. Один удар в минуту – это не сердцебиение. Не признак жизни. Но этого, как выясняется, достаточно, чтобы сердце болело как живое.

Мое сердце разрывается от выражения на его красивом, любимом, человеческом лице. Он видит меня сейчас такой, какая я есть. Он видит во мне монстра. Он никогда больше не сможет меня любить. Все кончено. Кончено… Да, я знала, что так будет. Но я надеялась, что не так скоро. Еще не сейчас. Не теперь, когда я только-только его нашла.

Все кончено.

Но он жив.

Это должно меня утешать. ЭТО должно быть для меня главным… Об этом я должна буду теперь думать, стараясь утешить себя в неизбежном, уже охватившем меня одиночестве. Одиночестве, которое я даже слезами не смогу излить. Потому что такие, как я, не могут плакать.

Я прикрываю веки – я не могу больше смотреть на его лицо. На ужас и недоумение в его глазах. И в темноте слышу его голос – он переспрашивает неуверенно, его голос слегка дрожит:

– Марина? Ответь мне…

Я снова встречаюсь с ним взглядом. Это удивительно, но страх перестал быть основной эмоцией, которая им владеет. Он хмурится, склоняет голову набок. В его выражении есть что-то… вопросительное. Мне знакомо это выражение – я видела его раньше. Он… беспокоится. О господи, он беспокоится обо МНЕ!

Как забавно – он не собирается сбежать от меня, охваченный инстинктивным ужасом. Нет, он не такой – он большой оптимист, мой юный возлюбленный. Ему все еще кажется, наверное, что я могу дать какое-то нормальное, логическое – человеческое! – объяснение тому, чему он стал свидетелем. И я понимаю, что мне придется ему объяснить. Я завлекла его в свои объятия, и он заслуживает правды.

Она ужаснет его, но это к лучшему – может быть, так ему будет легче меня забыть. Вытеснить из своего сознания. Как страшный сон.

Он все еще ждет моего ответа.

Я заговариваю и понимаю, что голос мой звучит странно – как чужой:

– Это не так просто объяснить. Нам лучше найти более спокойное место для разговора. – Я делаю паузу, потому что мне трудно продолжать. Трудно, но надо: – Если, конечно, ты меня не боишься.

Влад вскидывает голову – бледный синий свет фонаря, так похожий на лунный, тускло ложится на выгоревшие рыжие пряди в его темных волосах… Он так красив. Он отвечает с бравадой – как и положено мужчине, он хочет быть сильным, и он даже отдаленно не представляет себе, как он на самом деле силен, – какое мужество нужно человеку, чтобы говорить со мной так спокойно, как он сейчас.

– Я – боюсь тебя? С какой стати… Ты спасла мне жизнь. – Он качает головой, и его голос опускается до шепота. – Я только не понимаю как.

Я восхищаюсь им, как никогда в жизни. Я должна ему сказать. Он заслужил.

– Я расскажу тебе. Что бы ни было, обещаю – я расскажу тебе правду. Но нам в самом деле лучше уйти отсюда. Ты замерзнешь. Вставай.

Он фыркает – с мальчишеским возмущением:

– Я замерзну? На себя посмотри. Ты в кедах!..

– Я не боюсь холода. Ты – другое дело. Вставай.

Наконец он меня слушается и делает попытку выбраться из сугроба, в который загнали его собаки. На его лице появляется гримаса боли.

Внутри у меня все сжимается:

– Что с тобой? Ты не ранен? Они тебя не укусили?

Он раздосадованно качает головой:

– Нет, нет… Но проблема есть. Крайне глупо, но я, кажется, вывихнул ногу.

– Дай посмотрю.

Я делаю шаг в его сторону, ища в глазах выражение, которому положено там быть, – ужасу перед приближающимся монстром. Но ничего подобного не вижу. Настороженность – да. Досаду на свое мелкое увечье – да. Но страха в нем нет. Поразительный человек. Неудивительно, что я его полюбила.

Я закатываю ему штанину и ощупываю лодыжку. Интересно, какими сейчас, на морозе, ему кажутся мои вечно холодные пальцы?

– Это не вывих. Просто растяжение. Как думаешь, ты сможешь идти? До твоего дома недалеко. Ты можешь опереться на мое плечо.

Я помогаю ему подняться. Он делает пробный шаг, снова кривится от боли, а потом возражает:

– Нет, ко мне нельзя – Баюн будет на тебя орать, а я не хочу, чтобы он тебя обижал. Нам лучше пойти к тебе. Идти я смогу, только медленно. Может, тачку поймаем?

Несколько секунд я смотрю на него в задумчивости. Удивительное он все-таки существо. Вокруг него разворачивается настоящий ночной кошмар, он понятия не имеет, что я такое и чего от меня ждать, но тем временем думает о том, что мне неприятно недоверие его кота. Может, у Влада просто шок, и он поэтому так странно спокоен?

Нет смысла медлить на холодной улице, среди собачьих трупов и мелкой поземки. Простуда станет ненужным добавлением ко всем проблемам, которые свалились на него сегодня. Я подставляю ему плечо.

– Дойдем хотя бы до Садового кольца – здесь мы машину в жизни не поймаем.

Он слушается, без всяких колебаний опираясь на мое плечо. Сто метров, которые отделяют нас от Садового, тянутся бесконечно. Мне очень бы хотелось сейчас подхватить его на руки и преодолеть это расстояние за доли секунды. Но это ему вряд ли понравится. Взрослым мужчинам не нравится, когда женщины носят их на руках – если только в фигуральном смысле.

Такси мы ловим относительно легко – в ночное время Садовое кольцо полно желающих подзаработать водителей. Наша пара – рослый парень, бессильно опирающийся на девушку, – не кажется шоферу странной: мало ли в ночной Москве пьяных. Дорога до моего дома занимает всего-то пять минут – пробок, слава богу, в два часа ночи нет.