Запретные практики - Ирина Мясникова Страница 25

– Люсь, ну почему именно китаец, никакой он не китаец, – обиделась Панкратьева за Зотова.

– Как не китаец?! – возмутилась Люська, стягивая с себя меховушку и не глядя кидая ее в сторону изумленного официанта. – Зеленый чай ведрами хлещет? Хлещет! Животворящую Ци из пространства поглощает? Поглощает! Да и с Конфуцием на дружеской ноге. Ты когда меня с ним знакомила, он вместе с Конфуцием в гости пришел. Видимо показать хотел, что читать умеет.

Официант проявил чудеса ловкости, но Люськину меховушку все-таки поймал.

– Девушка! – жалобно произнес он. – У нас гардероб на входе.

– Отлично! – Обворожительно улыбнулась ему Люська. – Пока вы курточку мою туда относите, мы уже и меню прочитаем.

Люська внимательно стала изучать меню, даже пальцем водила по строчкам.

– Эх, Анюта! – после недолгого молчания сказала она. – Опять риса нажремся за бешеные бабки. Тут курить-то хоть можно?

– А я, Люся, курить бросила! – Решила удивить подругу Панкратьева.

Люська не удивилась, а махнула рукой и засмеялась:

– Да, ладно! Первый раз, что ли?

– Мне Алик за это пять тысяч долларов дал, – при этих словах Панкратьевой глаза у Люськи округлились, а челюсть поползла вниз. – И если я теперь закурю, то должна буду отдать ему целых десять!

– Вот ведь сволочь китайская хитромудрая! – возмущенно воскликнула Люська. – И как ты только на такое подписалась?

– Денежки люблю очень. Согласись, пять тысяч – это серьёзный аргумент!

С этим Люська спорить не стала.

– Да уж! Если бы мне кто-нибудь пять тысяч дал, я может тоже бы бросила! – резюмировала она.

– Люсь! Я ведь вот что подумала, наверное, Алик меня всё же любит, раз на такие траты пошел заради моего здоровья.

– Ага! Хрен тебе, Анька! Любит он её! Себя он любит, китаец твой поганый. Не хочет твои курительные миазмы поглощать и в твоем искаженном пространстве существовать. – С этими словами Люська достала из сумки сигареты, отправила одну в рот и свирепо защелкала зажигалкой.

Официант тут же материализовался рядом, щелкнул своей зажигалкой и дал Люське прикурить. Рядом с пепельницей он положил номерок от Люськиной меховушки.

– Заказывать будем? – поинтересовался он у сердитой Люськи.

– Будем, будем! – Люська закивала головой, выпуская дым.

Панкратьева развеселилась. В этот момент Люська стала похожа на пламенную революционерку из старых фильмов, только вместо папиросы у Люськи на нижней губе висела дорогая тонкая сигарета. Излишне говорить, что при этом Панкратьевой очень-очень захотелось курить. Даже мысль промелькнула, не плюнуть ли на эти чёртовы десять тысяч баксов, которые придётся вернуть Алику. Но она взяла себя в руки.

– Значит так! – тем временем продолжила Люська. – Рис ваш мы не будем, сами его ешьте, нам несите сашими.

Люська быстро потыкала пальчиком в соответствующие пункты меню.

– А вам? – поинтересовался официант у Панкратьевой.

– Все то же самое, только умножить на два, нет, лучше на три!

Официант удивленно хмыкнул.

– А чего вы удивляетесь, молодой человек? Я в два раза выше своей подруги, да еще курить бросила. Есть очень хочу, – пояснила Панкратьева. – Слона бы съела, но у вас слонов не подают.

– Ладно, Анька, давай рассказывай! Ты у Арсения была? – строго спросила Люська, когда официант удалился.

– Была.

– Ну? – Подруга внимательно разглядывала Панкратьеву, видимо выискивала в ней положительные изменения, связанные с посещением волшебника.

– Чего ну?

– Кончай придуриваться! Что он тебе сказал?

– Сказал, что я хороший человек, и у меня все будет хорошо!

– Ну это, положим, я и без него знаю. Темнишь ты, Анюта.

Панкратьева, действительно, темнила. Ну не рассказывать же Люське про секретное оружие. Эта сразу, не задумываясь, всех вокруг огненными шарами закидает. Ах, да! Поблагодарить-то подругу за знакомство с Арсением Панкратьева совершенно позабыла.

– Да нет, Люсь, ничего я не темню. Спасибо тебе, конечно, огромное. Арсений не проходимец какой-нибудь, а настоящий колдун. Не колдун даже, а волшебник. Мысли читает, все понимает, руками машет и сразу легко делается.

– То-то, а ты не верила, всё смеялась надо мной. Знаешь, он ведь мне сказал, что я сама очень сильный экстрасенс, – с гордостью в голосе поведала Люська.

– Удивила! Это я и без Арсения давно знаю. Ты вон как в официантов верхней одеждой кидаешь, не глядя. И ни разу не промазала. Так только настоящий экстрасенс может.

– Хорош прикалываться. Как там Федька твой поживает?

– Да вроде бы ничего. Я ведь его почти не вижу. Ухожу, он еще спит, прихожу, он уже спит. То командировки у меня, то у него друзья-приятели.

– Плохо. Возраст у Федора твоего сейчас самый критически поганый начинается. Может, возьмем ребятишек да куда-нибудь к морю теплому на зимние каникулы полетим?

– Подумать надо. – Панкратьева тяжело вздохнула, ей очень захотелось к теплому морю, но она была уверена, что Зотов с ними ни за что не полетит. Он никогда не ездил с ней и Федькой отдыхать. Он вообще никогда не отдыхал, а оставлять его одного на Новый год и новогодние каникулы казалось как-то неудобно. У них вроде бы с ним семья. Или нет?

– Чего тут думать? Китаец твой к заводу своему навсегда пришитый. Никуда не ездит, кроме как к заказчикам разным. Думаю я, что это он денег жалеет. Если всем ехать, ему ж придется за тебя и Федьку платить. А так ему вроде некогда, вот ты сама за себя и ребенка платишь. – Люська, похоже, как всегда, смотрела в корень.

– Люсь, не говори ерунды! Если б он денег жалел, он бы мне пять тысяч за отказ от курения не дал. – Панкратьевой совершенно не хотелось соглашаться с Люськой, которая в оценках её мужчин всегда рано или поздно оказывалась права.

Люська захохотала.

– Вот тут он и обломался. Думаешь, это он тебе пять тысяч дал? Это он денег хотел нажить. Знает, что ты человек ответственный, за слова свои всегда отвечаешь. И ещё прекрасно знает, что курить бросить такой заядлой курильщице как ты, это все равно, что алкоголику с выпивкой завязать. Не верит он, Анька, что ты курить бросишь. Думает, что десяточка ему с его вложения приплывет. Только самого главного он про тебя не понял за эти два года, того, что ты упертая как баран!

С этим Панкратьева спорить не стала. Решения она обычно принимала с трудом, маясь и волнуясь, как бы не прогадать. Но уж, если Анна Сергеевна Панкратьева чего-то решила, то, будьте уверены, дело она доведет до конца. Рогом упрётся, но сделает.

– Не любишь ты, Люся, моего Зотова, – сделала вывод Панкратьева.

– Конечно не люблю. Можно подумать, что ты его любишь? А мне вообще никто из твоих мужиков никогда не нравился. У тебя ни одного нормального нет и не было, что в доме, что на работе. И где ты только таких уродов находишь?