Рептилия - Томас Тимайер Страница 24

— Дела, — отчеканил он. — Я — антиквар, — добавил африканец и поднял вверх руку, чтобы уверить меня в правдивости своих слов.

Его запястье украшали многочисленные, красиво выполненные ленты, на которых висели металлические диски, смахивающие на золотые, деревянные фигурки и изображения из слоновой кости. Все они были украшены великолепной абстрактной резьбой, смотрящейся в лучах заходящего солнца вполне живой.

— Красиво, — сказал я. — Мне всегда нравилось африканское искусство, но то, что вы держите в руке — поистине великолепно. Из какого это племени? — спросил я в надежде не показаться полным невеждой.

Кажется, мое незнание даже польстило моему собеседнику. Заговорщицки наклонившись ближе ко мне, он ответил:

— Ни за что не угадаете. Это пигмеи. Вы могли предположить, что они на такое способны?

Я не знал, как отреагировать на такой вопрос, поэтому предпочел держать язык за зубами. Судя по моим данным, у пигмеев вообще не было никаких прав. С ними обращались хуже, чем с землей. Но сейчас я не хотел разворачивать дискуссию об угнетении.

— Красиво, разве нет? К тому же, очень дешево, — продолжал африканец, совершенно не замечая того, что моя симпатия к нему начала потихоньку рассеиваться. — В Париже все просто помешаны на этом. Не так давно появилось даже новое течение в искусстве, опирающееся на мотивы пигмеев. На этом можно заработать большие бабки.

Я ткнул пальцем на слоновую кость.

— А разве экспорт слоновой кости не запрещен? Я думал, что слоны находятся под охраной.

— Эти выращиваются специально, — поспешил ответить мужчина.

Я где-то читал, что поголовье лесных слонов за последние десять лет сократилось почти вдвое. Виной тому были дельцы из Судана и Центральноафриканской Республики, которые и по сей день безнаказанно занимаются браконьерством. Способны ли антиквары или торговцы на такие уловки — я не мог сказать.

— Сегодня на каждую вещь из питомника выдается специальный сертификат, — не унимался мой собеседник. — Мой сейф до краев забит ими. Охота на слонов давно закончилась, — он ненамного замолчал, но потом ткнул пальцем на кусок плексигласа. — Вы знаете, как до недавнего времени называлось побережье под нами?.. Золотой Берег, Берег Слоновой Кости, — он многозначительно кивнул. — Это оплот рабства. Бивни слонов рабы приносили сюда со всего леса и грузили на корабли. И все — на благо белых людей. Чтобы богачи в своих поместьях могли спокойно предаться мыслям о девственной и невинной Африке. Разве это не извращение? Смотрите, это происходило как раз под нами. И совсем не так давно. [6]

Я начал чувствовать себя некомфортно. Сосед, подбадривая, похлопал меня по плечу.

— Оставьте, те времена уже прошли. Сейчас все по-другому, — он повысил голос, как мне показалось, только для того, чтобы его услышали остальные пассажиры самолета. — Сейчас мы — республика. Добропорядочная, равноправная и марксистская. С правительством, которое заботится о благосостоянии каждого отдельно взятого гражданина.

Я наморщил лоб. Интересно, почему конголезец так громко произнес это? Он действительно верит в правдивость своих слов или же думает, что в самолете могут находиться люди, которые донесут на него?

В этот момент снова раздался голос командира.

— Уважаемые дамы и господа! Говорит капитан. Мы заходим на посадку в Браззавиль. Приземление — через пятнадцать минут. С правой стороны от вас — река Конго. В низовьях река проходит через территорию Демократической Республики Конго. Это самая крупная река Африки, которая впадает со скоростью пятнадцать тысяч кубометров воды в секунду в Атлантический океан.

Я повернул голову и, когда посмотрел на реку, то мое сердце екнуло. Вот она — окутанная легендами Конго — самый мощный водный поток Африки. Река была похожа на блестящую серебряную змею, ползущую по тропическому лесу, которая, извиваясь, подбиралась к океану. Вид представлялся очень внушительным. Даже здесь, на высоте семи тысяч метров, она внушала глубокое уважение. Родная Темза казалась убогим ручейком, зажатым прямо у самого устья в тиски промышленных предприятий и заканчивающимся грязными доками непосредственно у моря. По сравнению с ней, Конго символизировала собой грубую, неотесанную силу, дикую и непобедимую. При взгляде на нее я осознал, что покинул безопасность и спокойствие своей родины и теперь стоял на пороге приключений, которые могли полностью изменить всю мою жизнь.

— Вот она, — сказал мой сосед с каким-то дьявольским блеском в глазах, — река, которая проглотила все реки. Могила белых людей. Так ее назвали, когда только открыли. Вы знаете, что весь регион так поздно исследовали только потому, что река не судоходна? На протяжении трехсот километров течение кишит водоворотами, порогами, водопадами и быстринами, что в те времена создавало серьезные трудности для прохождения. Только нескольким матерым миссионерам и исследователям удалось проникнуть внутрь, но и там их ждали бесчисленные трудности. Единицам удалось вернуться невредимыми. И в наши дни Конго хорошо известна далеко за пределами страны из-за своего коварства. Несмотря на это, мы любим нашу реку. Это — главная аорта нашего континента, она поддерживает жизнь всего региона. Без нее здесь ничего не было бы. — Он с любопытством посмотрел на меня. — А вы еще не рассказывали, что вас привело к нам в гости. Только не говорите, что вы турист. В Конго туристы не ездят.

Я давно ждал этого вопроса, поэтому хорошенько продумал ответ.

— Общество Охраны Дикой Природы, — соврал я. — Принимаю участие в биологической исследовательской экспедиции в национальном парке Ндоки.

Я почувствовал, как он замер.

— Вы меня разыгрываете.

— Ни в коем случае, — возразил я и расслабленно откинулся назад. — Это крупный проект, целью которого является разведывание мест проживания лесных слонов. В проекте задействованы французы, американцы и, конечно, мы. Нам очень импонирует полная поддержка со стороны правительства, — добавил я, хотя и вышесказанного было уже достаточно.

Удар оказался более чем точным. До конца полета мой сосед был немногословен.

У него наверняка рыльце в пушку, думал я, иначе бы он отреагировал иначе. Еще пару раз я пытался воскресить наш диалог, но все было напрасно. Даже его побрякушки бесследно исчезли, он спрятал запястья, скрестив руки на груди. Честно говоря, он не особенно сильно интересовал меня, потому что я занялся тем, что виднелось в иллюминатор. Правда, за окном не было ничего особенного — только пара плоских зданий, покрытых ржавыми листами гофрированного железа на обочине взлетной полосы, да бетонные пластины, сквозь которые пробивалась зеленая поросль. А еще — густые ряды деревьев по ту сторону колючей проволоки. Тем не менее, этот вид был очень необычным для меня и тут же приковал мое внимание.