Голод - Уитли Страйбер Страница 23

Во всех его словах звучала злость, он ничего не мог с собой поделать. Она сама не понимает, что с ним происходит, – по крайней мере, так она говорит. Ему хотелось уверить себя в том, что она безжалостное чудовище. Он старался не думать о ней как о человеческом существе. Но он любил ее, и сейчас она была ему нужна. Почему она не хотела этого понять?

Он протянул к ней руки, взывая о помощи. Гибким кошачьим движением она отступила к двери. Глаза ее смотрели на него так, будто она хотела что-то сказать. Он вдруг понял, какое огромное расстояние сохранялось между ними все эти годы.

– Я умираю, Мириам. Умираю!А ты продолжаешь жить, совершенная, неуязвимая. Я знаю, ты гораздо старше меня. Почему ты другая?

Теперь лицо ее затуманилось, она, казалось, чуть не плакала.

– Джон, это ведь ты пригласил меня в свою жизнь. Разве ты не помнишь?

Ну это уж чересчур. Он рванулся к ней, рыча от ярости, стремясь дотянуться до ее шеи. Мириам всегда была быстрой, и она легко ускользнула от него, отступив на лестничную площадку. Грустная улыбка играла на ее губах. Единственное, что еще оставляло ему надежду, – это ее глаза. Они застыли от страха, но за этим страхом – он чувствовал – скрывалось страдание. Когда он приблизился к ней, она – быстрая, как птица, – повернулась, сбежала по лестнице, и он услышал, как хлопнула входная дверь.

Покинут. Она бросила его. Теперь он сожалел о том, что решил напасть на нее. Но он просто не в силах был сдержать себя – слишком внезапно пришло это решение. Рано или поздно она все равно вернется. Она не в состоянии была Спатьв отеле, она всего боялась – грабителей, пожара. А здесь все так здорово оборудовано, что даже тлеющая спичка будет замечена, а грабитель даже не успеет прикоснуться к окну. Нет, это ее пристанище, она обязательно вернется.

Джон будет ждать ее.

Пятнадцать минут пролежал он в спальне, тщетно пытаясь обрести Сон.Голод не проходил, он пробирался в его вены, будоража кровь, заставляя его дрожать от желания.

Он нехотя встал и пошел вниз, задержавшись у двери в библиотеку. Везде были разбросаны книги и бумаги. Непохоже на Мириам – она помешана на порядке. Он тяжело уселся за ее стол, подумав, что сбережет силы, если будет поменьше двигаться. Идти на охоту среди бела дня и в таком состоянии – чертовски трудная задача.

На столе лежал раскрытый журнал. «Исследования нарушений сна». Очередное увлечение Мириам. Ее глупая вера в науку просто смешна. Журнал был открыт на статье с весьма интригующим заголовком: «Психомоторные нарушения при аномальных реакциях на сон: этиология ночных кошмаров у взрослых», автор – С. Робертс, доктор медицины. Статья представляла собой на редкость бессмысленное собрание статистических данных и таблиц вперемешку с сентенциями, написанными заумным научным языком. Как Мириам могла находить что-то полезное в таком материале, было для Джона загадкой – равно как и то, что она собиралась с этим делать. Джон с опаской относился к науке, которая так влекла и возбуждала ее, – наука казалась ему занятием сумасшедших.

Джон оттолкнул журнал, тупо уставившись в пространство. Он услышал какой-то звук, как будто тонко и пронзительно завыла сирена. Затем он понял, что звук идет из его правого уха. Достигнув максимума, звук исчез. Ничего хорошего в этом не было: ухо стало глохнуть. Надо срочно что-то делать, распад теперь шел очень быстро.

Он вернулся к кровати, на которой Спалмножество раз, и лег. Закрыл глаза. Сначала его усталое тело испытывало облегчение. Но Спатьон не мог. Вместо этого перед его глазами стали появляться яркие геометрические формы. Затем они превратились в пылающие образы лица Мириам – Мириам, стоявшей над ним во время мучительного процесса трансформации.

Его глаза открылись сами собой. Другие лица чуть было не появились вместо лица Мириам.

Шум ревущей толпы растворился в тихом утреннем воздухе. Куда же в конце концов попадают мертвые? Никуда, как говорила Мириам, – или же за этой жизнью есть мир, мир возмездия?

– Вы не можете меня винить, – прорычал он. С удивлением услышал он ответивший ему голос

– Но я вас не виню! Вы тут ни при чем, это они забыли!

Алиса.

Джон повернул голову. Она стояла, нахмурившись, со скрипичным футляром в руке. Она пришла заниматься музыкой. Ее запах, до умопомрачения сильный, наполнил комнату.

– Доброе утро, – сказал Джон, переходя в сидячее положение.

– В десять часов я должна заниматься музыкой с Блейлоками. Но их нет. Она его не узнавала.

– Да, да... у них какое-то собрание акционеров. Они просили... просили меня вам это передать.

– Вы, должно быть, музыкант из Венского филармонического оркестра. Отец говорил мне о вас.

Он поднялся на ноги, подошел к ней, поклонился. Он не смел к ней прикасаться, не смел даже случайно задеть ее рукой. Едва только он уловил ее аромат, муки голода стали почти нестерпимыми. Он никогда еще не испытывал столь дьявольского желания – желания, отчаянного до безумия.

– Вы – штатный музыкант Венского филармонического?

– Да. – Руки его тряслись, и он соединил их вместе, чтобы не вцепиться в нее.

– У вас какой инструмент?

Здесь осторожнее. Он не мог сказать – виолончель, с нее станется попросить его сыграть. В таком состоянии он был совершенно на это не способен.

– Я играю... на французском рожке. Ага, так хорошо.

– Черт, я надеялась, у вас струнный... – Она глядела на него мягким, напряженным взглядом. – Струнные гораздо интереснее. Хотя на них нелегко играть. У вас с собой ваш рожок?

– Нет... нет. Я предпочитаю его не возить с собой. Инструменты плохо переносят поездки, вы же понимаете.

Она отвела взгляд.

– С вами все в порядке? – спросила она тонким голосом

– Конечно, – ответил он. Но с ним не все было в порядке, ему хотелось разорвать ее надвое.

– Вы выглядите таким старым. – Голос ее звучал тихо, чуть дрожа. Костяшки пальцев, державших футляр со скрипкой, побелели от напряжения.

Джон попытался облизнуть губы, обнаружив, что они чуть не лопаются от сухости. В его памяти возникли лица других детей. Когда он еще только начинал, Мириам настаивала, чтобы он брал их, потому что с ними легче справляться. В те дни где угодно можно было найти бездомных, никому не известных детей.

Лишение человека жизни постепенно потеряло для него свое значение. Он больше не помнил, сколько убийств у него за спиной. Она высосала из него последнюю каплю человечности и бросила его – на пороге смерти, пред лицом того, что он совершил.

– Присядьте, – услышал он свой голос, – мы побеседуем о музыке, пока они не вернутся.

Его рука коснулась скальпеля в кармане в то мгновение, когда она приняла приглашение и переступила порог.

Это ему и было нужно; он бросился на нее. Отчаянный вопль вырвался из ее горла, глухим эхом прокатившись по всему дому. Гибкое тело извивалось, она царапалась и била его морщинистое лицо.