Седьмой ключ - Елена Ткач Страница 23

И никто не заметил, как от Веткиных слов мучительно сжался Борька. Каждая ее фраза, словно хлестала его по щекам. Ему даже вспомнилось, как частенько нахлестывал его за провинность отец, особенно, когда был выпивши. Но сейчас обида была особенно горькой: ЭТА ДЕВОЧКА, ВЕРОНИКА, наорала на них. И на него тоже! Из-за какого-то сопливого хлюпика. Да, за того она заступилась. А за него, Борьку, заступится? НИ-КО-ГДА! Это он вдруг понял ясно, в одну секунду. Она на него — ноль внимания, и в этом все дело! Потому что, кажется, он влюбился в нее. По уши!

Настроения у ребят переменчивы: не успел отзвенеть возмущенный Веточкин голос, как Маша после небольшой паузы решила взять быка за рога.

— Ладно, Ветка, не кипятись. Лешу никто и не думал обидеть — просто предупредили, чтобы железно хранил нашу тайну. Вы мне слова сказать не даете! Леш, понимаешь, как-то на днях Ветка с ее мамой наткнулись в деревне на старые-престарые журналы. А в них оказалось письмо одной женщины, которая жила в этих краях. В нем говорится про клад. Но как раз на словах о кладе письмо обрывается. Ни что за клад, ни где этот клад — ничего не понятно… Вот мы и решили объединиться в тайный союз, чтобы найти этот клад.

И тут у Ветки внутри все похолодело, потому что Алеша решительно шагнул к Машке, присел перед ней на корточки и порывисто сжал ее ладонь обеими руками. Не сводя с нее восторженных глаз, он севшим голосом заявил негромко, но очень торжественно:

— Маш… Спасибо! За то, что мне это доверила и вообще…

Ветку обдало волной жара. От боли и гнева лицо ее стало белым, а глаза вытаращились и застыли так, не мигая.

Это ЕЙ, Машке, спасибо? Ей?! Точно она, Ветка, тут вообще не при чем, точно не они с мамой нашли то письмо, не ей притащили из деревни перевязанные шпагатом бумаги… Как будто Машка, а не она, потребовала принять его в свою компанию!

Нет, этого Ветка не могла вынести… Это было уж слишком!

— Машенька, только ты забыла, — очень четко и членораздельно выговорила Вероника, — что вначале мы создали Союз Четырех, в который кроме нас с тобой, входят еще твой отец и моя мама! — в ее голосе нарастала угроза. — Потом ты вильнула и захотела искать этот чертов клад без всяких взрослых. А это называется предательством — вот как это называется!

— Но ты же сама согласились… — удивилась Маша, но разъяренная Веточка не дала ей договорить.

— Ничего я не соглашалась. Первое слово дороже второго! Мы условились ВЧЕТВЕРОМ — я, ты, моя мама и твой отец. А ты без моего согласия растрезвонила все мальчишкам! И они влезли в это. А раз так — я решила принять Алешу. Я, понимаешь! — этот выкрик она невольно адресовала притихшему Алексею, который застыл у Машкиных ног, с удивлением глядя на Ветку.

— А теперь ты, Машенька, делаешь вид, что ты тут главная! — Ветка уже срывалась на крик, с ужасом понимая, что ее понесло, и надо бы остановиться, но взять себя в руки уже не могла. То недоброе, злое в душе, что она впервые с испугом в себе обнаружила, неудержимо прорывалось наружу.

— И вы все неблагодарные свиньи! Потому что всем вам даром достался кусочек тайны, но никто из нас и не подумал мне спасибо сказать!

Миша и Борька опешили. Все было тихо-спокойно — трепались, знакомились и никаких проблем… Они уж почти позабыли о своем договоре «раскрутить» девчонок, выведать у них все, что можно, а потом самим приняться за дело… Да, этот первоначальный план как-то исчез сам собой. Девчонки им нравились, без них было скучно, и ребята, не сговариваясь, решили от них не откалываться и против Леши особо не возражали…

— Слушай, Вероника-клубника, ты здорово перегрелась! Это не страшно: скупнись — полегчает… — вплотную подойдя к Ветке, процедил Михаил. — Только не надо нам мозги полоскать. Ясно?

— Заткнись! — с перекошенным от злобы лицом выпалила Ветка.

В глазах зарябило — она не терпела этого слова и никогда его не произносила. Никогда в жизни! Но сейчас это слово помимо воли сорвалось с ее губ. И как же ей было плохо! Она не понимала, что с ней происходит, не узнавала себя — ТАКУЮ — и эту неузнанную, чужую, ненавидела и презирала…

Борька молчал, не желая подворачиваться под горячую руку. Манюня не спеша поднялась, отряхнула прилипший песок и молча натягивала через голову сарафан, в то время как Веточка наскакивала на нее со своей обличительной речью. Алеша тоже поднялся и стиснул руки в карманах, как делал всегда, когда нервничал.

— Зачем ты так? — с сожалением сказал Алеша, не глядя на Ветку. — Мы же дружить хотели, а за дружбу не благодарят…

И когда он все-таки посмотрел на Ветку, она поняла, что он жалеет ее. Как какую-нибудь больную, ущербную… Ему было жаль и ее, так низко падшую, и того, что сам он разочаровался в ней.

Эти негромкие слова как-то повернули всю ситуацию, и все несколько поостыли, не желая добивать одним ударом сраженную Ветку. Она это сразу же поняла, как и то, что ей нельзя больше здесь оставаться.

— А мы больше не друзья! — еще на волне прежнего угара, но уже глухо выдавила она. — Возьмите письма — мне они больше не нужны!

И с этими словами швырнула связку на песок, к ногам ребят, резко повернулась и бегом стала взбираться вверх по склону.

В этот момент большая тяжелая птица, сидевшая неподалеку в кустах, поднялась и, победно хлопая крыльями, взмыла над водой и полетела к лесу.

А Ветка, не помня себя, бежала к Машиному участку, где оставила велосипед. Ей сейчас хотелось одного — поскорее домчаться домой и забиться куда-нибудь в угол. Но у самой калитки ее догнал запыхавшийся Леша — он не умел быстро бегать.

В трясущейся руке он сжимал связку писем.

— Вот, держи! Они не наши и не твои даже — их ведь просили маме твоей передать? Так ты передай…

Когда он увидел ее лицо, черты его исказились, будто он собирался заплакать… но это было другое чувство. И называлось оно состраданием.

— Слушай, не бери в голову! — он хотел прикоснуться к ее руке, но она отдернула руку. — Ты, конечно, переборщила, но это все ерунда, ребята не сердятся. Знаешь, все можно исправить! Вероника, пожалуйста…

Но она выхватила у него письма, рванула калитку, кинулась к велосипеду, лежавшему невдалеке, рывками вывела его на дорожку и, уже отъезжая, небрежно бросила через плечо:

— Тоже мне, идиотик нашелся!

И с тем растворилась в дрожащем мареве.

Леша долго стоял у калитки, глядя ей вслед, а потом устало побрел восвояси. Руки, как выброшенные на берег водоросли, свисали вдоль тела. К ребятам на пруд он уже не вернулся.