Зов лабиринта - Наталья Иртенина Страница 23

И взвалив свой вонючий бурдюк на спину, он обиженно потопал дальше.

Ди озадаченно смотрела на башню. Ничего себе «старая развалина»! Потом оглядела себя. Что за храм такой? Выходит, она ограбила жрицу? Или послушницу? В таком случае поделом той досталось – впредь не будет оскорблять своего бога совокуплениями с кем попало и где попало.

Если только он сам не велит своим служительницам беспутничать прямо на улицах.

После этого Ди сделала еще три попытки. Все три, как и первая, оказались тщетными. Древняя башня, вздымавшаяся горой, жителям города глаз не радовала, но и не застила. Ди изумлялась – кажется, они вообще не замечали над собой эту громадину и смотрели на башню пустыми, непонимающими глазами. Пожимали плечами, качали головами и шли дальше своей дорогой.

А один, курчавый низенький бородач, плотоядно оглядев ее, спросил:

– Ты новенькая? Я вас всех знаю, а тебя в первый раз вижу. А ты спелая ягодка. Жди меня. Я скоро к тебе приду. Передавай поклон от Гургала мамке Анастази.

И одарив ее многообещающим взором, покатил свою тележку с пыльными мешками дальше.

Этого было слишком достаточно, чтобы в душу вкрались подозрения. И не только вкрались, но и утвердились там.

Ди ощутила легкую панику, сообразив, что эти одежды делают ее общим достоянием – всех и каждого в этом городе, любого, кто носит мужское имя и, может быть, способен заплатить. Хотя последний пункт совсем необязателен. И уже решив плюнуть на все и идти обратно, искать лачугу с оставленной собственной одеждой, Ди вдруг подумала: а почему нет? Что есть в ней такого, что стоило бы беречь и охранять от чужих рук, что противилось бы подобной участи, непредназначенное для этого?

А ничего. Совсем ничего такого блудница поневоле в себе не находила. Внутри была просто дыра, в которой все тонуло – любые возражения, протесты, любые «хочу» и «не хочу». Из-за этой ненасытной дыры поступать она могла только так, как предлагалось ей окружающей средой. Не иначе. Сознательное волеизъявление? Она уже и думать о таком забыла. Она лишь следует тому, что выпадает ей. Слабые попытки сопротивления, хотя бы только мысленного, ничего не значат, подавляемые собственными же действиями. Будто кто за ниточки дергает.

Вот и эта маска блудницы так просто сдаваться не собиралась. В конце концов, новые возможности – это всегда новые возможности. И новый взгляд на мир. И драгоценный опыт – а уж опыт не променяешь ни на что в жизни.

Так Ди стала блудницей.

Но влек ее к себе не храм, которому она теперь принадлежала, а древний каменный гигант, господствующий над городом и никем незамечаемый.

Вблизи его стены были шероховатыми, покрытыми сетью морщин – микроскопических трещин в каменных монолитах, плотно притертых друг к другу. И ни единой росписи, никаких рельефов. Портики, числом четыре – по одному с каждой стороны, – до крайности просты и скромны. Эту простоту впору было бы назвать голизной – совершенной обнаженностью. Но в обнаженности этой не чувствовалось ни капли примитивной грубости – только невинность, странная беззащитность и простая безыскусная премудрость.

Четверо ворот башни были заперты. Но к каждым было приделано большое бронзовое кольцо – чтобы стучать. Ди не знала, обитаема ли пирамида, но решила, что обязательно постучит в ворота. Потом. Когда немного освоится в городе, чтобы понять смысл Башни.

Она уходила от монументального великана с неясным ощущением – отчего-то мнилось, что там, в Башне, она сможет найти то, что потеряла, получить ответ на главный свой вопрос. Это чувство внушала сама Башня – ее спокойная древняя уверенность и безмятежная молчаливость.

Между тем город за то время, пока она общалась с Башней, разом оживился. На улицах стало больше людей, больше скачущих вприпрыжку мальчишек, больше женщин с ясными, радостными лицами. Все они шли или бежали в одном направлении.

Скоро весть дошла и до храмовой блудницы, соединяющей отныне в одно целое собственную жизнь и жизнь города. Люди шли встречать войско и своего царя, с победой возвращающихся домой. Ди слилась с толпой и теперь жила ее нетерпением, ее ожиданием, ее возбуждением. Среди возвращавшихся у нее не было ни мужа, ни брата, ни милого друга – но храмовой блуднице не чужды ни восторженность самозабвенного пыла истинной дочери своего города, ни простое любопытство обычной горожанки.

Толпа запрудила широкую улицу, упирающуюся в городские ворота – настежь распахнутые. Усердно работая локтями и втискивая себя в щели между боками, Ди пробралась вперед – к самому проходу, оставленному для войска, вступающего в город. В воздух летели крики, гудел тысячеголосый говор.

Когда из-под арки приземистой воротной башни на брусчатку ступил копытами конь с царственным седоком, город на мгновение объяла тишина. Секунда – и безмолвие взорвалось громом ликующих воплей.

Города любят правителей, приносящих им удачу и славу.

Ди во все глаза глядела на человека, едущего впереди колонны – он был осанист, безбород и обилен мужской статью. Довольная улыбка блуждала на лице – на губах и в глазах. Он смотрел на свой народ горделиво, с сознанием хорошо сделанного дела – для них же сделанного, для всех тех, кто радовался его возвращению и громко славил его имя. И одновременно цепко, внимательно смотрел. Но не как коршун, выслеживающий добычу, а как путник, вглядывающийся в ночь, – не видно ли где призывного огонька?

Ди почувствовала удар – резкий толчок сердца. Может быть – вот оно? Она решительно вышла вперед – оторвалась от толпы, встала перед всадником с тонким серебряным обручем на царственной голове.

– Не меня ли ты ищешь, царь? – храбро спросила она, с вызовом глядя ему в глаза. Он спокойно смотрел на нее, остановив коня, – долго, оценивающе. Толпа вокруг затихла, ожидая ответа. А Ди только сейчас задалась интересным вопросом: в обычае ли здесь отвергать блудницу, отказывая той, которая безропотно отдает себя всем? Потом он повернул голову и сказал что-то негромко одному из своих военачальников. Тот ухмыльнулся. Ди почувствовала, как вспыхнули жаром щеки, но смолчала. Она ждала ответа, обращенного к ней, а не к кому-то другому.

– Все, что я ищу, уже найдено. Ты не можешь дать мне большего, жрица любви. Так же как и я тебе.

Ди разочарованно отступила в сторону и смешалась с толпой. Поток победителей продолжил движение. Из ворот изливались все новые и новые волны – конница, пехота, обозы с фуражом и ранеными, шеренги, квадраты, колесницы. Город принимал их в себя – без устали, без жадности, без отказа, ничуть не умаляя своей способности вместить еще столько же, еще больше.

Ди пробиралась сквозь торжествующую толпу. Здесь ей больше нечего делать. Она попытала судьбу – и ошиблась. Предложила себя и свою любовь, но дары не были приняты. Может быть, потому, что они тоже – маска? Но разве весь этот город – не маска, надетая на истинную физиономию реальности?

Солнце медленно клонилось к горизонту. Ди вышла к морю, на пустынный берег. Вокруг – лишь песок да выброшенные прибоем обломки рыбачьих лодок – наверное, недавно был шторм. Она уселась на песочный взгорок, поджала колени и уткнула в них подбородок. Солнце жгло кожу даже сквозь загар.