Скрипка - Энн Райс Страница 23

– Ты так подумал? Когда поймал меня намысли о мертвых? И к какому решению пришел? Утешить меня? Усилить мою боль? Такчто же?

Он покачал головой, отошел на несколько шаговназад и выглянул в окошко, подставив лицо свету. Он казался таким нежным… Ноуже через секунду вновь набросился на меня в злобной вспышке:

– Все еще очень хорошенькая. Даженесмотря на возраст и полноту. Тебе ведь известно, что сестры ненавидят тебя захорошенькое личико? Катринка – эта красотка с роскошным телом и умным мужем, докоторого у нее была такая вереница любовников, что она даже со счетасбилась, – считает, что ты обладаешь такой красотой, которую ей никогда необрести, не получить, не нарисовать. И Фей, любившая тебя, – да, Фейлюбила всех – тоже не смогла простить тебе красоту.

– Что тебе известно о Фей? –вырвалось у меня, прежде чем я успела прикусить язык. – Моя сестричка Фейжива? – Я пыталась остановиться, но не смогла. – Где Фей? И как тыможешь говорить о Катринке? Что ты знаешь о Катринке или о ком-нибудь из моейсемьи?

– Я говорю то, что знаешь ты. Я вижутемные закоулки твоего сознания, я досконально исследовал подвалы, в которых тысама еще не была. И я вижу там, в тех тенях, что твой отец чересчур сильнолюбил тебя, потому что ты очень походила на свою мать: те же волосы, те жеглаза. А также, что твоя сестра Катринка однажды ночью как ни в чем не бывалопереспала с твоим молодым мужем Львом.

– Прекрати сейчас же! В чем дело? Тыявился сюда, чтобы сыграть роль моего личного дьявола? Разве я заслужила такое?Это я-то? И ты еще смеешь говорить, что я и наполовину неповинна во всех этихсмертях. Как же ты собираешься довести меня до безумия, хотела бы я знать! Как?Ты совершенно в себе не уверен. Взгляни на себя. Дрожишь, а ведь ты призрак.Кем ты был при жизни? Молодым человеком? Возможно, даже добрым по натуре, затотеперь…

– Перестань, – взмолился он. –Твоя точка зрения ясна.

– И какова же она?

– Ты видишь меня насквозь, точно так же,как я вижу тебя, – холодно ответил он. – Ни воспоминания, ни страх незаставят тебя дрогнуть. Я сильно ошибся на твой счет. Ты казалась ребенком,вечной сиротой, ты казалась такой…

– Договаривай. Я казалась слабой?

– Ты жестока.

– Возможно, – кивнула я. – Мнене очень нравится это слово. Зачем тебе нужно, чтобы я испытывала страх илиболь? Для чего? Что означал тот сон? Где находилось то море?

Его лицо застыло от потрясения. Он попыталсячто-то сказать, но потом передумал или, возможно, просто не нашел слов.

– Ты могла бы быть красивой, – тихопроизнес он. – Ты почти была красивой. Ты потому питалась отбросами ипивом, чтобы потерять данную тебе Богом фигуру? Ты ведь была худенькой вдетстве, такой же, как Фей и Катринка, стройной от природы. Но ты нарочнозаплыла жиром – разве нет? От кого захотела спрятаться? Неужели от собственногомужа – от Льва, которого ты собственноручно передала заботам других женщин,помоложе и пособлазнительнее? Это ты толкнула его в постель к Катринке.

Я не ответила.

Внутри меня росла какая-то сила. Дажеохваченная дрожью, я чувствовала эту силу и огромное волнение. Как давно меняне посещали такие эмоции, но теперь, видя, что он совершенно сбит с толку, яясно их ощущала.

– Наверное, и сейчас тебя можно назватькрасивой, – прошептал он, улыбаясь, словно нарочно хотел меняпомучить. – Но неужели ты станешь такой огромной и бесформенной, как твоясестра Розалинда?

– Если ты знаешь Розалинду и не видишь еекрасоты, то мне даже не стоит тратить на тебя время, – сказала я. – АФей – само воплощение красоты, но тебе этого не понять.

Он охнул. Потом фыркнул и упрямо уставился наменя.

– Тебе не понять, как много для менязначит такое чистое существо, как Фей. Она навсегда останется в моей памяти.Что касается Катринки, то я ее жалею. Фей была очень молода и потому всетанцевала и танцевала, как бы трудно ни приходилось. Катринка многое испытала.А Розалинду я люблю всем сердцем. Ну и что?

Он вглядывался в меня, словно стараясьпрочесть самые сокровенные мысли, и ничего не говорил.

– К чему все это? – спросила я.

– В душе ты так и осталась маленькойдевочкой. Злой и жестокой, какими бывают дети. Только ты более озлоблена сейчаси нуждаешься во мне, хотя и отрицаешь это. Ведь ты заставила сестру Фей уехать,сама знаешь.

– Перестань!

– Да, ты… Ты заставила ее уехать, когдавышла замуж за Карла. Дело тут вовсе не в тех страницах отцовского дневника,которые она прочла после его смерти. Просто в дом, который она с тобой когда-тоделила, ты привела нового хозяина…

– Перестань!

– Почему?

– А тебе-то какое дело? К чему сейчас обэтом говорить? Ты промок под дождем. Но не замерз. И теплым тебя тоже неназовешь – разве не так? Ты выглядишь как бродяга-подросток – из тех, что сгитарой в руке увязываются за знаменитыми рок-музыкантами и клянчат четвертакиу входа в концертные залы. Где ты научился так играть? Откуда тебе известнастоль невероятная, душераздирающая музыка?..

Он пришел в ярость.

– Язвительный язык, – прошепталон. – Я старше, чем ты можешь себе представить. Я лучше тебя знаю, чтотакое боль. Я восприимчивее тебя. Я освоил в совершенстве игру на этоминструменте еще до того, как умер. Я научился играть, и у меня был талант,который тебе никогда не понять, несмотря на все твои диски, сны и фантазии. Тыведь спала, когда твоя маленькая дочь Лили умерла, – не забыла? В больницев Пало-Альто ты на самом деле заснула и…

Я заткнула руками уши! Меня снова окружилаобстановка больничной палаты двадцатилетней давности, вспомнились ее запах исвет.

– Нет! – выкрикнула я. – Тынаслаждаешься этими обвинениями! – Сердце колотилось чересчур сильно, ноголосом я пока владела. – Почему? Что я для тебя и ты для меня?

– Но я думаю про тебя то же самое.

– Что именно? Объяснись.

– Я думал, что ты коришь себя и наслаждаешьсяэтими обвинениями, я думал, ты упиваешься ими, примешивая сюда же и страх, ираболепие, и холодность, и праздность, с тем чтобы никогда не чувствовать себяодинокой, а всегда держать за руку какого-нибудь дорогого тебе мертвеца имысленно распевать поэмы раскаяния, без конца возвращаясь к умершим, дабыотвлечься от правды: та музыка, которую ты любишь, тебе недоступна. То чувство,которое музыка исторгает из твоей души, никогда не получит воплощения.