Испорченная реальность - Джон Урбанчик Страница 22

— Я просто умею слушать, — сказала она Анне и обернулась ко мне: — Нет, я не читаю мысли. И нет, будущее тоже не предсказываю. Все не так. Если я возьму тебя за руку... — мой желудок свело от этого предположения, — я ни черта не прочитаю. У меня есть предчувствия. Ощущения. Прямо сейчас, Анна нервничает. Думает, что я смогу тебе помочь и что хочет этого. Только на самом деле ей этого не хочется и она ужасно смущена. Ты... — Она помедлила, внезапно склонила голову к плечу и застыла. Вот только глаза все равно скользили по мне, впитывая информацию, узнавая секреты.　

— Нет, — сказала Ворона. — Боюсь, толку от меня будет мало.　

— Почему? — спросила Анна.　

Ворона пожала плечами. Снова откинулась на спинку кресла. Отхлебнула вина, еще немного, опустошила бокал. Вздохнула, посмотрела мне в глаза:　

— Ты ненастоящий.　

— Что ты имеешь в виду? — спросила Анна.

— Не знаю. Это просто впечатление. Я тебя вижу, но тебя как будто здесь нет. Тебя не просто трудно читать, на тебя трудно смотреть. Если сосредоточусь и притворюсь, что ты реальней, чем на самом деле, у меня перед глазами вспыхивают искры, но я еще не готова к менопаузе и не представляю, что еще они могут значить.

—Что ж, — сказал я, ставя полупустой бокал на столик, — спасибо, что попыталась.　

— Не говори так, — сказала Ворона и на этот раз коснулась меня.　

Ее пальцы легли мне на предплечье, легкие, нежные, быстрые, но мы оба почувствовали разряд. Оба отшатнулись. Она снова осторожно дотронулась до моей руки и, понизив голос почти до шепота, сказала.　

— Я буду плохой хозяйкой, если ты не допьешь вино. — Она подмигнула Анне. — Черт, давайте прикончим бутылку.　

Плеснула в мой бокал, налила в свой.　

Я не отказывался. От шока я перестал чувствовать исходящее от нее притяжение. Мой разум снова принадлежал мне. Какие бы чары ни окружали ее, они развеялись.　

— В любом случае, — сказала она, — мне не терпится узнать, что случилось. Не каждый день девушка встречает грезу во плоти. — Она хихикнула, посмотрела на Анну: — То есть это прозвучало как-то не так. Я уверена только в одном. — Ее глаза метнулись ко мне: — Нужно задавать вопросы.　

— А это поможет?

Она пожала плечами:　

— Вреда ведь не будет.　

— А если будет? — спросил я.　

— Мне кажется, тебе уже больно, — сказала Ворона. — И я ничего не могу с этим поделать.　

Она снова положила руку на колено Анне:　

— И ты тоже, девочка. Мне очень жаль.　

Анна слабо улыбнулась. Ничего не сказала.　

— Итак, — продолжила Ворона, снова откидываясь назад и забросив руку на спинку кресла, — давайте посмотрим, что можно узнать. Я начну. Кто ты, Кевин?　

Я не знал, что она имела в виду.　

Она улыбнулась и сказала:　

— Или это и есть самый главный вопрос? Это мы и пытаемся выяснить?

Я не сразу нашел слова, и Анна ответила.　

— Да. Именно. Он помнит прошлое, и я помню, но воспоминания не совпадают.　

— Хотите узнать, чьи реальны? — спросила Ворона.　

— Верно.　

— Это просто, — ответила Ворона, снова посмотрев на меня. Что было в ее глазах? Печаль?　

— Твои, Анна. Твои настоящие. Пусть Кевину кажется, что он помнит, но его воспоминания не вписываются. Не в этот мир.　

III

Я пытаюсь быть совершенно честным. Идти напрямик. Выкладываю ей все и могу сказать, что рискую многим.　

— Я ждал, — говорю я Иезавели, — но мне нужно знать. Зачем ты мне помогаешь?　

— А ты как думаешь?　

— Так не честно, — говорю я. — Это я задаю вопросы.　

— Вообще-то, ты топчешься на месте, пытаясь решить загадки вселенной.　

Она пожимает плечами:　

— Ты думаешь, что все выяснил, но это не так, никому — ни тебе, ни другим — это не под силу. Слишком сложно.　

— Это достаточно просто. То, что я хочу сделать.　

— И что тогда со мной будет?　

Я думаю об этом несколько мгновений. Хочу вернуться в реальность, которую знал. Хочу так сильно, что удивлен, как она до сих пор не изменилась. Возможно, мои желания соперничают с чьими-то еще. Что, если это Карен? Неужели она хочет жить в этой версии реальности так сильно, что я ей больше не нужен, что она не помнит меня?　

Я отвлекаюсь. Если я заставлю реальность сдвинуться, как это отразится на остальных? Все окажутся в новой действительности. Жизнь будет такой, какой я ее знал. Все счастливы. Тимми плачет в спальне, я иду посмотреть, дверь заперта, и никакой маньяк с пистолетом не лежит в постели, которой не должно быть в моей спальне.　

Разве это чем-то отличается от обычного сдвига реальности?　

— Тебя это не коснется, — говорю я.　

Иезавель улыбается. Она уже доела улитку и вытирает руки о джинсы:　

— Еще как коснется. Ты не видишь последствий. Такой узколобый, что не понимаешь, что может случиться.　

— Так объясни. Что может случиться?　

— Ходят шепотки. Ты их наверняка слышал, но я не знаю никого, кто попытался бы их проверить. Если пробовали и проиграли, то никто не признался. Если преуспели... откуда нам знать?　

— Шепотки... Об убийстве источника.　

— Да.　

— Я твоя подопытная свинка, — рассуждаю я. — Если это правда, ты хочешь быть свидетелем. Хочешь увидеть сдвиг и сравнить его с прежними. А потом...　

— А потом, — заканчивает она, — я пойду за отцом.　

Я сажусь. Я стоял слишком долго, ноги болят, голова болит. Я больше не могу смотреть на людей прямым взглядом — только на таких, как Иезавель, как одноглазый, как призраки. Неважно, в каком состоянии диван, — все лучше, чем стоять. Он удобнее, чем выглядит. Я проваливаюсь в подушки, и на задворках сознания вспыхивает мысль: я в нем утону, никогда не смогу встать.　

— Когда мне было пять, — говорит она, садясь рядом, — случилась авария. Вел мой отец. Другой машины не было. Он напился, был постоянно пьян, а я спала на заднем сиденье.　

Она не плачет, слезы кончились, но я вижу чувства в ее глазах. Их достаточно, чтобы занервничать.　

— Он въехал в здание.　

Я не могу сдержаться:　

— Ох.