Песня кукушки - Фрэнсис Хардинг Страница 19

Чего она ожидала? Может быть, список требований от таинственного «него»? Но она не была готова к этому. Трисс держала письмо Себастиана дрожащими руками, поражаясь, как много и одновременно как мало помнит о нем. Она знала, что бывали особенные дни, которые она прекрасно с ним проводила, — день рождения, когда он помог ей одеться как египетской царице, пикник, когда он часами носил ее на плечах. Семейные легенды, время от времени торжественно повторяемые ее родителями, когда они считали уместным поговорить о своем потерянном сыне. Годами родители вплетали расплывчатые воспоминания Трисс в аккуратную ткань своих историй, и она перестала понимать, что же она действительно помнит.

Это совсем другое. Это поражало, как тепло слезы, упавшей на кожу. Внезапно Себастиан оказался человеком, потерянным, испуганным, отчаявшимся человеком, которому больно. Она ощутила глубокое сочувствие к нему, смешанное с ужасом, и осознала, что действительно любит Себастиана, несмотря на туман минувших лет. Но он умер. Себастиан умер пять лет назад, суровой зимой. Пришло письмо от его командира, где говорилось, что в его части окопа был взрыв, глубочайшие соболезнования, ни малейшей возможности, что кто-то уцелел. Ошибка невозможна.

Трисс не могла понять поведение родителей. Ящик был переполнен письмами. Месяцами, а то и годами приходили письма от Себастиана, и родители знали об этом. Они изрекали высокопарные речи о своем давно утраченном сыне и все это время держали его письма в ящике стола и делали вид, что их нет. Их исполненное достоинства горе было ложью. Все было ложью. Ее родители говорили, что эти письма шлет «тот человек», загадочный «он», который, как они считали, мог напасть на Трисс. Подумав, она поняла, что они никогда не говорили, что это «он» пишет письма. На самом деле отец сказал, что письмо от «него самого» будет отличаться от «обычного».

Как Себастиан мог все еще сражаться на войне, которая закончилась пять лет назад, и как он мог писать письма из могилы? Если только это не жестокие хитрые подделки и если Себастиан действительно писал эти отчаянные послания, он нуждается в помощи. Так или иначе, Трисс должна разгадать тайну этих писем.

В голове Трисс начал формироваться план. Ящик ломился от писем. Как часто это летающее существо вторгается в дом Кресчентов, чтобы доставить новый конверт? Раз в месяц? Раз в неделю? Или каждую ночь? «Пусть оно странное и страшное, но оно меньше меня. Так что, если оно снова прилетит завтра ночью, вероятно, я смогу его поймать».

Лил дождь, капли падали с шорохом. Они падали прямо внутрь дома, на ковер и мебель, и Трисс видела, что на самом деле это мертвые листья. Они приземлялись на головы и плечи домочадцев, завтракавших за столом, и все делали вид, что ничего не происходит.

— Это все Трисс! — закричала Пен с пронзительным ликованием. — Взгляните!

Младшая сестра показала на потолок, и, когда Трисс взглянула вверх, она, к своему ужасу, осознала, что в потолке и крыше прогрызены огромные дыры и сквозь них виднеется серое небо. Трисс даже заметила следы своих зубов на балках.

«Я этого не делала», — хотела возразить она. Но это ложь, и она это знала. У нее не было голоса, только сухой шелест, так шуршат под ногами листья на лесной тропинке.

— Трисс съела потолок! — крикнула Пен. — Трисс съела стены! Осталось четыре! Только четыре дня!

Вздрогнув, Трисс проснулась и долгую минуту пыталась отдышаться — ждала, чтобы ее сердце перестало так колотиться. Сон, просто сон. Она перекатилась на бок, и ее щека прижалась к чему-то сухому, хрустнувшему под ее весом. Она резко села. На ее подушке лежали сухие листья, несколько штук. Она медленно провела пальцами по волосам, и в ее ладонях оказалось множество коричневых кусочков. Ее взгляд медленно устремился к креслу, которым она ночью подперла дверь, и ее сердце упало. Только тогда она осознала, как сильно надеялась, что в загадочном появлении листьев виновата злобная Пен.

Трисс осторожно села и откинула одеяло. На простыне вокруг нее было еще больше листьев, часть их забилась под ночную рубашку, и еще она увидела несколько соломинок. С пересохшим ртом она снова убрала весь мусор и подошла к туалетному столику за расческой. К своему удивлению, она обнаружила на зубцах остатки сухих листьев, хотя была уверена, что почистила расческу и на ней оставалась разве что пара ее волос. Она рассматривала расческу, и в ее голову закралось страшное подозрение.

Нет. Это невозможно. Она должна знать. Стряхнув листья, Трисс выдернула несколько волосков и положила их на расческу. Заставила себя отвернуться и смотрела в сторону, шепотом считая до трехсот. Потом снова взглянула на расческу, и ее сердце ушло в пятки. Волос не было. Вместо них были прожилки листа, сухие и более хрупкие, чем любое кружево.

«Листья в моих волосах, грязь на полу — я не принесла их откуда-то снаружи. И Пен не разбрасывала их по комнате. Это часть меня».

— Трисс бледна. Разве Трисс не слишком бледна? — звенел и звенел голос Пен за завтраком. — С Трисс все в порядке? Что сказал доктор? Ей надо прийти к нему еще раз?

Трисс сидела, аккуратно разрезая яйцо, и поймала себя на там, что почти ненавидит Пен. Предыдущая ночь была похожа на сон. По крайней мере, ее больше не мучил жуткий голод, но трудно чувствовать облегчение, вспоминая, как она проглотила куклу-половинку. Ей хотелось заплакать, но в глазах ощущалась какая-то клейкая масса. Ее одолевало воспоминание о листьях на расческе, и она подумала о письме Себастиана, спрятанном под матрасом.

Она с трудом следила за нитью разговора родителей. Отец должен был сегодня весь день работать и собирался уехать в Элчестер. Новый вокзал, который он спроектировал, вот-вот должны были закончить. Он был построен в форме пирамиды — дань моды на все египетское, пришедшей после открытия гробницы Тутанхамона год назад. Каким-то образом события десятилетней давности казались ветхой историей, но Древний Египет считался сейчас весьма актуальным.

— Боюсь, отпуск закончился, — вздохнул отец. — Они хотят, чтобы я приехал на место строительства и все одобрил, а это означает, что, если потом что-то пойдет не так, они смогут обвинить в своих ошибках меня. И конечно, когда главная постройка будет завершена, они хотят, чтобы я присутствовал на церемонии открытия и пресса могла сделать фотографии.

Церемония открытия подразумевала, что при помощи подъемного крана острую верхушку пирамиды водрузят на место, символизируя окончание строительства.

— Еще больше шума, — пробормотала мать Трисс голосом, в котором соединялись мученические интонации и гордость.

— Знаю, знаю, — отец улыбнулся ей. — Но осталось лишь четыре дня. Потом все закончится.

Трисс вздрогнула и затряслась. Эти слова настолько живо напомнили ей о ночном кошмаре, что ее охватил неконтролируемый ужас.

— Трисс! Что случилось? — Мать протянула к ней руку, но Трисс отпрянула.

— Голова заболела! — выдавила она и выбежала из столовой.

Аптечные войска были приведены в полную боевую готовность. У кровати Трисс выстроилась шеренга флакончиков. Укрывшись одеялом до подбородка, Трисс обозревала своих солдат, не ощущая никакой уверенности. Помогут ли они ей не рассыпаться на листья? Спасет ли Себастиана сироп из инжира? Она так не думала. И не питала особенных надежд на эффективность камфоры, разведенной в теплой воде, или влажной фланелевой тряпки на лбу.