Что было, что будет, чем сердце успокоится - Екатерина Береславцева Страница 16

– Что было, что будет, – бормотала я, чувствуя внутри себя поднимающееся вдохновение, – чем сердце успокоится… Трое сбоку – ваших нет… Вот это да! Агафья Петровна, а вы, оказывается, княжеского рода?!

Видел бы кто-нибудь сейчас её лицо! Да я бы и сама не поверила, что оно способно к таким метаморфозам. Нижняя челюсть встретилась с ключицами, глаза превратились в два огромных блюда, наполненных коктейлем с абсентом, а розовые прежде щёки потеряли цвет, как дешёвая блузка после стирки. Об умении разговаривать консьержка позабыла напрочь, из посиневших её губ вырывался лишь какой-то птичий клёкот. Я даже испугалась малость.

– Какты… какты…

– Попейте водички, Агафья Петровна! – я потянулась за бутылкой, стоящей на полу.

– Как ты узнала?! – оттолкнув мою руку, она с ужасом уставилась на меня. – Откуда?

– Карты рассказали! – с достоинством сказала я и приосанилась. – Я только не понимаю, что тут такого ужасного? Да если бы я имела такие корни… Ух, что бы я сделала!

– Что бы сделали с тобой! – сделав ударение на последнем слове, проговорила Петровна. – Точно ух! Ты молодая ещё, многого не знаешь, а в мои времена за такие вещи не то что следователем, сторожем не дали бы работать!

– Можно подумать, вам сто лет в обед, Агафья Петровна! Ну какие ещё ваши времена?

– Во-первых, не сто, а шестьдесят, а во-вторых… А! – она махнула рукой, всем своим видом показывая обречённость. – Не о том речь сейчас. Как эта информация на свет выплыла, не понимаю! Я ведь даже Эдику не говорила!

– Ну я же вам объясняю, это всё они, карты!

– Давай-ка дальше болтай, а я послушаю, – с недоверчивым видом сказала женщина. – Карты… Волшебные они у тебя, что ли.

– Кто их разберёт. Ну, слушайте…

К концу моего рассказа Петровна совсем размякла. Всплакнула даже пару раз, когда про родителей её вспоминали, и долго не могла успокоиться, вновь переживая измену бывшего мужа. Я говорила, словно киноленту наблюдала перед собой, кадры шли один за другим, некоторые мутные, чёрно-белые, а иные расцвеченные, как лубочные картинки. Как будто я за нить памяти тянула, разматывая клубок. Невероятное чувство. Жуткое даже.

– А ласковый какой был… – вздохнула Петровна, уставившись невидящими глазами куда-то в стену позади меня. – Бывало, поднимусь к нему, а он…

Она вздрогнула и, очнувшись, посмотрела на меня. Я сидела с каменным лицом.

– Ой, что это я! – смутилась Петровна. – Ну что ты так смотришь на меня! Это он в воспитании жёсток был – с тобой иначе и нельзя было! – а с женщинами, то есть со мной…

Совершенно потерявшись, она вдруг вскочила, заметалась по узкой комнатушке, схватила бутыль с водой и, лихим жестом скрутив с неё крышечку, залпом выдула полбутылки сразу.

– Почему это со мной иначе нельзя? – уцепилась я за слова. – А ад устраивать – можно? То нельзя, сюда не ходи, этого не делай… И это называется воспитание? Да я, можно сказать, только после его смерти…

– Здрасте, тёть Агаша!

Мимо нашего окна пронёсся Сашка Артамонов, гроза всех детей в округе.

– Александр! – тут же вскинулась Петровна. – А ну, стой!

– Ну чего? – недовольно проворчал Сашка, нехотя притормаживая. – Мне домой надо, уроки учить!

– Слыхала я про те уроки! – консьержка распахнула дверь наружу. – Мне за сегодня уже дважды на тебя жаловались, Александр!

– Да Миха сам мне эту развалюху отдал! – тут же завопил мальчишка, размахивая руками. – Никто его даже не просил! Меня, грит, этот велос уже достал со своими тормозами! Ну, не срабатывают они у него, понятно?

– Я гляжу, не только у него тормоза не срабатывают! – усмехнулась Петровна. – Но вообще-то про твой велос мне ещё не докладывали. Значит, ещё не вечер…

– Натурально вечер, тётя Агаша! – Сашка подмигнул мне. – Скажи, Танюх? А вы чё тут, в покер режетесь? Или в подкидного? А-а-а, пасья-я-янс! Моя бабка тоже любительница…

– Иди отсюда, умник! – Петровна загородила от любопытных детских глаз проход. – И передай матери, пусть ко мне спустится, как время будет!

– А её дома нет, тёть Агаша! Опять в командировку укатила! Так что мы с бабкой одни, горемычные! – с весёлым смехом Сашка кинулся к лифту.

– В командировку… Знаем мы эти командировки, – пробормотала Петровна, глядя вслед пацану. – И откуда только такие матери берутся, а?

– У него она хотя бы есть… – тихо сказала я.

– Татьяна, ты чего?

– Пойду я, Агафья Петровна! – я быстрым, уже привычным жестом собрала карты со стола и спрятала их в карман. – У меня же там Манька одна, горемычная…

– Послушай, детка… – она пожевала губы. – Ты не держи на меня зла, ладно? За Пирамидова и вообще…

– Больно надо мне о всякой ерунде думать! – пожала я плечами. – Спокойной ночи, Агафья Петровна.

– Чего уж там… – невпопад отозвалась Петровна, тяжело опускаясь на свой диванчик. – Чего уж…

Матери у меня не было. Нет, она, конечно, была когда-то, но, по словам моего папаши, лучше бы её вовсе на свет не рождали. Как, впрочем, и меня. Эту фразу – о ненужности и никчёмности моего существования – я слышала от отца с младенчества. Мне кажется, это вообще были первые слова, которые я смогла воспринять осознанно. Под их флагом и прошло моё детство, прихватив и подростковые годы, ну а чуть только я набралась внутренней силы, перевес в нашем с отцом противостоянии стал менять градус. Из меня вышла отличная бунтарка. Петровна застала уже самые отголоски того периода, когда из послушной девочки вдруг проклюнулось мерзкое чудовище, огнедышащий дракон, опаляющий своим дыханием всё вокруг. Доставалось всем, и особенно ближайшему родственнику. Как я умудрилась окончить школу и даже получить профессию, для меня до сих пор остаётся загадкой. Самым невинным, в чём меня можно было тогда заметить, это стреляющей сигаретку у какого-нибудь прохожего. К счастью, ни курение, ни употребление крепких напитков в мою привычку не вошло – как-то не принимал организм и всё тут, даже из умышленного своеволия, основного качества, на котором были построены все мои действия в тот прекрасный период.

Папаня боролся, как мог, но мой характер оказался упрямее. А может быть, просто возраст взял своё – когда я появилась на свет, он был уже далеко не молод. Впрочем, физическое состояние никак не мешало ему до конца жизни наживаться на слабостях других, чему я, собственно, радовалась. А как иначе я бы смогла развлекаться, не работая? Слава богу, в жмотстве мой отец замечен не был, и это, пожалуй, оказалось единственным его положительным качеством. А что до матери – я подозревала, что бедняжке досталось от тирана не меньше, чем её отпрыску, и эта мысль ещё долго поддерживала меня в моём мщении, пока не случилось то, что должно было случиться… Поминки я отгрохала шикарные, и на следующий же день затеяла в квартире ремонт, оставив нетронутым только папашин кабинет. С тех пор я заходила туда раз в неделю, вытирала пыль и проветривала помещение, но менять что-либо в нём мне пока не хотелось. Почему? Ответ на этот вопрос я ещё не придумала…