Что было, что будет, чем сердце успокоится - Екатерина Береславцева Страница 15

Вышла из квартиры я только к вечеру, и то только потому, что у кого-то опять закончилась еда. Знай я, что эти кошачьи столько жрут, тысячу раз подумала бы, прежде чем оставлять в своём доме хоть одного из их представителей! Самой-то мне много не требовалось, я вообще не страдала зависимостью от еды – был бы чай в доме, и достаточно, – но Манька… Сколько ни положишь ей в миску, столько и будет чавкать. За все голодные годы, наверное, отъедалась. Не то чтобы мне было жалко для неё жратвы – нет, мне и готовить было не в тягость, но кубышка с папашиными сбережениями от таких посягательств таяла, как снег под разящим солнцем, а новых вливаний в неё пока не предвиделось. Вчерашний гонорар я припрятала подальше, отчего-то страшась его тратить, а когда нарисуется новый клиент – не ведомо. Гадание – заработок, как оказалось, ненадёжный. Весь сегодняшний день я провела в экспериментах, то так, то эдак раскладывая карты, но ни разу даже проблеска не увидела в запутанных лабиринтах времени. Возможно, всё дело в том, что объекты для гадания были виртуальными – я просто вспоминала подряд всех своих знакомых, – или существовал ещё какой-то фактор или ряд условий, выполнение которых требовалось для открытия завеса тайны. Не знаю. Никакой зависимости мне пока проследить не удалось.

Из лифта я выходила с огромным мусорным пакетом в руке, погружённая в свои мысли, напрочь позабыв о цербере в сторожке. А зря!

– Татьяна!

– Ох, вы меня напугали, Агафья Петровна! – отшатнулась я от консьержки, материализовавшейся передо мной с лейкой в одной руке и мокрой тряпкой в другой. – Доброе утро!

– Ночь на носу! – громко ухнула та. – А ты что, только проснулась?

– Обижаете! С шести утра на ногах! Попробуйте спать под кошачий голодный рёв… – я спохватилась, уже когда остановить слова было невозможно.

– Неужели кошку завела? – изумилась консьержка, оглядывая меня с головы до ног и даже обнюхивая вроде.

Это у них профессиональное, что ли? Марат, телохранитель Пирамидова, давеча один в один себя вёл, разве что только не лаял.

– С чего вы взяли, Агафья Петровна? – возмутилась я. – Я просто окно нараспашку на ночь оставила, а под утро как началось! Как будто все кошки Арбузова в нашем дворе собрались!

– Видимо, мы с тобой в разных домах утро встречали, – хмыкнула Петровна. – Я на ногах, между прочим, с четырёх утра! И могу с полной уверенностью заявить, что никаких звуков с улицы не доносилось!

– Да? – я наморщила лоб. – Значит, мне кошмарный сон приснился. Оттого и проснулась ни свет ни заря. Вы же знаете моё отношение к этим гадким созданиям, Агафья Петровна!

– Знаю… – она сузила глаза. – Видимо, твоя ненависть к ним достигла такого апогея, что ты решила и от кошачьей еды магазины избавить? Чтоб, значит, не доставалось никому?

– В смысле?

Я проследила за её взглядом и чертыхнулась про себя. Из прозрачного пакета, который я держала в руке, прорисовывалась упаковка из-под сухого кошачьего корма. Вот это облом!

– У тебя есть две секунды на раздумье, – усмехнулась Петровна. – Считай, что я тебе фору дала, при твоём-то умении складно врать…

– А почему я вообще должна перед вами в чём-то отчитываться? – вознегодовала я вдруг, вскинув руку с пакетом. – Вы мне кто, мать, свекровь? Даже не мачеха, хотя и усиленно старались до этого статуса добраться! Мой бедный папа…

– Твой бедный папа вырастил чудовище, а не дочь! – загрохотала вредная тётка на весь подъезд. – Паразитку, которая ни дня нигде не работала, просидев всю жизнь на родительской шее! Врунья, хамка и бездельница – вот твои настоящие имена!

– Я бездельница? – взбеленилась я. – Да я за один только вчерашний день заработала больше, чем вы за десять лет сидения в этой каморке!

– Так это к тебе Пирамидов заявлялся, что ль? – ахнула Петровна. – Боже правый! Какое счастье, что Эдик до этого момента не дожил! Его единственная дочь по рукам пошла! А я знала, что когда-нибудь этим закончится, знала!

– Вы что, спятили? По каким рукам?! – я изо всех сил долбанула пакетом по огромной кадке с пальмой, стоявшей у лифта.

– Что ты делаешь, бестолочь!

Педантичная душа консьержки взвыла от негодования – всё, что накопилось в моей квартире за несколько дней, оказалось выпотрошенным на чистый, только что протёртый пол. Я зло пнула ногой по баночке из-под крема.

– Ничего, вонью вонь не испортишь! Да как у вас только язык повернулся такое про меня ляпнуть!

– Нечего из себя невинную корчить! – Петровна ещё пуще взъярилась. – А то я не слыхала про твои делишки! Всё знаю, обо всём Эдик покойный докладывал! А я ведь не раз его предупреждала, чем твои гулянки могут кончиться! Вот, глядите, люди добрые, дождались!

Она уже не только ко мне обращалась. Любопытное Раискино личико, которая минуту назад появилась в подъезде, даже покраснело от удовольствия. Ещё бы, такой скандал!

– Что встала, топай давай! – прикрикнула я на любопытную соседку.

– Нет, пусть слушает! – свирепствовала Петровна. – Пусть все узнают, кого я на собственной груди пригрела!

– Все и так знают! – хихикнула Райка. – Танька ж с детства на голову больная! Видели бы вы, Агафья Петровна, что она с пацанами во дворе вытворяла! У неё и подруга такая же, чувырла чокнутая!

Повезло Райке, что между нами Петровна оказалась. Иначе точно шейку-то её цыплячью я вывернула бы! Но консьержка стояла, как стена. А с карате в своё время у меня так и не сложилось.

– А ещё бабка у них – ведьма! – уже сверху, свесившись через перила, выкрикнула Райка и смачно сплюнула вниз.

Петровна с тоской проследила за движением плевка и посмотрела на меня.

– Ну, что встала, как истукан? – устало выдохнула она. – Собирай своё барахло и дуй отсюда, чтобы я больше тебя не видела! Драишь тут, драишь, никакой благодарности…

– Я сейчас протру, Агафья Петровна! – я почувствовала раскаяние.

– Марш отсюда, говорю!

Спустя полчаса, когда мусор был собран и выброшен в контейнер, а линолеум тщательно вымыт, мы сидели с Петровной в её тесной каморке, я – лицом к окну, а широкая спина консьержки полностью загораживала происходящее внутри, и раскладывали карты. Точнее, я раскладывала, а Агафья внимательно следила за движениями моих рук. Её лицо выражало явное недоверие.