Седьмой ключ - Елена Ткач Страница 15

Покуда Сергей пытался разобраться в своих ощущениях, он, не зная того, повторял Верин путь, обходя вокруг дома. Настороженно озираясь по сторонам, он заметил, что одно из цветных стекол верхнего мозаичного окна несколько приоткрыто — то ли неплотно пригнано, то ли так устроено, что может открываться наподобие форточки.

Решившись, Сергей поднялся по каменным ступеням крыльца, сильно вросшего в землю, но все еще крепкого, вставил ключ в отверстие замка, покрытого слоем грязи и бахромой иссохших лиственничных иголок… Ключ вошел на удивленье легко. Сергей повернул — раз, другой — и замок щелкнул. Он навалился плечом — дверь подалась. Она тоже, видно, сильно осела и перекосилась, и потому пришлось приложить немало усилий, прежде чем дверь приоткрылась и впустила его.

Да, здесь явно давным-давно никто не бывал: повсюду пыль, паутина, затхлый запах сырости, спертый воздух… Сережа застыл в полумраке, ослепший после яркого солнца. Свет, падавший в проем приоткрытой двери, почти не освещал помещения, и в узкой его полосе, разрубавшей пространство, бесновалась взмятенная пыль.

Скоро глаза немного привыкли, и Сергей смог хоть сколько-то осмотреться. Мебели тут было немного: громоздкие кресла с широкими полукруглыми спинками и свисавшей кусками ветхой обивкой, слева в углу — камин с металлической потускневшей решеткой, близ камина — провал в стене, уходящий во тьму — там, по-видимому, находилась лестница, ведущая наверх, в башню.

Сережа медленно двигался вдоль стен комнаты, осваиваясь в полумраке.

— Это просто немыслимо, — выдохнул он полушепотом во влажную темноту, — в этой лесной глуши… Сколько же здесь книг!

Книги! От пола до потолка — стеллажи, стеллажи, стеллажи… Даже на первый взгляд было ясно, что собраны здесь издания редкие, может быть, уникальные — раритеты, которые могли бы украсить собрание любой библиотеки. Тяжкие царственные фолианты в тисненых кожаных переплетах — сколько же им лет? Сто? Двести? Судя по старославянскому шрифту, — Сережа снял с полки один из тяжелых томов наугад, — это может быть и конец XVI века, и XVII век…

У него дух захватывало… К хорошей книге он с детства испытывал чувство, схожее с благоговением. У отца было несколько старых книг, доставшихся еще от прадеда, и мальчишкой Сережа мог часами просиживать на полу, разложив перед собой на ковре огромные тома и рассматривая гравюры, затейливые буквицы и виньетки, изображавшие странных существ, животных и птиц.

А тут… да, было чему подивиться! Откуда здесь столь бесценные книги, кто собрал эту библиотеку, и кто позволил похоронить ее в безвестности, сырости и пыли… Тишина и высверки летучей танцующей пыли в луче света были ему ответом…

Сережа смотрел и не мог насмотреться. Здесь были цветные ровные переплеты собраний сочинений, рядами выстроившиеся вдоль стен, — писатели и поэты XIX века. А вот и начало XX века: поэзия, символизм, издательства «Скорпион», «Гиперборей», «Алконост», полные подшивки, редчайшие ныне, журналов «Весы», «Аполлон», «Золотое руно»… Сережа всем этим безумно увлекался когда-то в институтские годы. С тех пор нет-нет, да и вспыхивали в нем любимые строчки, и их живое тепло озаряло привычную череду дней, похожих один на другой как две капли воды: дом — работа, работа — дом…

Сережа стоял среди этих чудесных книг как очарованный, ему хотелось взять в руки и полистать ту и эту — книги ничего не таили — они были рядом, всегда готовые отдавать… Их сила, квинтэссенция миллиардов прожитых жизней, передуманных мыслей, останется живою навеки, потому что она хранима вот этими строгими переплетами, вот этими четкими линиями строк, которые не позволят слову развеяться в прах… И энергия, заключенная в этих книгах, была так велика, а радость, что в любой момент можно к ним прикоснуться так вскружила Сергею голову, что он, стоя посреди этой странной библиотеки, вдруг рассмеялся вслух, спрятав лицо в ладонях.

Внезапно где-то в глубине дома раздался глухой резкий стук. Потом еще и еще… Сереже стало не по себе.

— Что это я, — словно очнулся он, протирая глаза, — вломился посреди бела дня в чужой дом, шарю тут, понимаете ли… — ему хотелось самым простым рассуждением перебить нарастающую тревогу.

Ни с того ни с сего закружилась голова и, чтобы не потерять равновесия, Сережа поспешно сел, скорее, рухнул в стоявшее подле кресло.

Тут только он заметил небольшой письменный стол, невидимый до сих пор за спинкой кресла. Да и свет почти не освещал этот угол комнаты…

Пытаясь прийти в себя и стараясь дышать ровно и глубоко, Сережа машинально взял в руки одну из старинных толстенных книг, лежащих в пыли на столе.

«Зогар», — прочитал он название по латыни, благо, латынь медику знать полагалось. Тут в памяти забрезжило что-то: еще в годы юности параллельно с увлечением живописью Сережа увлекся метафизикой, пытался читать Канта, самиздатовских русских религиозных философов — Флоренского, Бердяева, но вскоре бросил.

— Что-то было… Кто-то называл эту книгу… — силился вспомнить он, взяв в руки книгу, лежавшую подле.

— Гермес, — нежданно прочел вслух Сережа, не веря своим глазам, — Гермес Трисмегист. «Изумрудная скрижаль»! Быть не может! Неужели она?

Он запомнил это название — уж очень красивое! — когда оказался случайно в довольно разношерстной компании. Всех этих весьма малопохожих людей объединяло модное увлечение магией и астрологией. И кто-то — кажется, пожилой нумизмат с осторожными движениями ловкой кошки: цап — и ухватит! — сказал, картинно растягивая слова, что «Изумрудная скрижаль» Гермеса Трисмегиста, — он почти выпевал это имя, потому Сереже так и запомнилось, — величайший трактат герметизма — тайного знания, легшего затем в основу оккультных наук. Якобы в этой книге дан ключ к пониманию тайн Вселенной, и тот, кто сумеет разгадать этот ключ, приобретет власть над собой и над миром!

Сергей Алексеевич тогда про себя посмеялся над наивностью нумизмата. Помнится, когда тот говорил, бледные его щеки покрылись яркими пятнами, а в уголках губ появилась пена. Сережа, человек совсем не брезгливый, тогда почувствовал отвращение и к вещавшему, и к самому предмету их разговора…

Власть над миром… Чушь собачья! Только законченный идиот купится на такое. Да и не дано человеку миром владеть, не его это власть… Вот собой овладеть — другое дело, никому бы не помешало! Только и это мало кому удается — слаб человек… — так примерно рассуждал он в тот вечер.

Но сейчас, видя перед собой эту таинственную книгу, поневоле затрепетал. И показалось ему: раз все так складывается и книга сама идет к нему в руки, почему бы…

Звон в ушах — легкий звон и ощутимое давление в области барабанных перепонок слегка смутили его.

«Что же со мной такое?», — пронеслось в голове, и медленно, как в полусне, Сергей положил на стол «Скрижаль» Трисмегиста и взял в руки другую книгу — ту, что лежала у края стола около мертвой лампы.

Название на обложке было написано по-французски, но Сережа этот язык когда-то знал хорошо и смог прочитать заглавие: «Гримуар» папы Гонория.