Имперский маг. Оружие возмездия - Оксана Ветловская Страница 13

Офицер начал проводить перекличку — причём, на взгляд Хайнца, весьма неразумным и утомительным способом: после каждого «Я!» подходил к откликнувшемуся рядовому и пристально смотрел ему в лицо. И так шлялся вдоль шеренги от солдата к солдату, держа перед собой папку и древнеегипетскую трость, перехватывая всё это время от времени, чтобы не выпало, да ещё успевая поправлять очки.

Когда офицер подошёл к Фраю, тот повёл себя совершенно неестественным для солдата образом — впрочем, для него, напротив, это был самый естественный стиль поведения. Подросток Вилли, чью непосредственность ещё не вытравили унтер-офицерские окрики, мальчишка, никак не способный внести в свою жизнь армейское правило номер один — никогда не раскрывать рта перед вышестоящим без позволения — малолетка, олух Вилли Фрай радостно улыбнулся уполномоченному рейхсфюрера и заявил:

— А я вашу статью в журнале читал, оберштурмбанфюрер!

Фрибель оскалился, пронзая недоумка Фрая бешеным взглядом.

Он бы Вилли, пожалуй, в землю вколотил по самую макушку, если б офицеры на пару секунд куда-нибудь испарились. Что же касается оберштурмбанфюрера, то он лишь ухмыльнулся в своей характерной манере — клоунская улыбочка до ушей на длинном лице, совершенно идиотическая при его уродском косоглазии — и прокомментировал:

— Замечательно, поздравляю.

И всё. Офицер отошёл, а Фрибель исподтишка погрозил счастливому Фраю кулаком.

Через некоторое время очередь дошла до Хайнца.

— Рихтер.

— Я!

Высокая фигура заслонила солнце. Хайнц хмуро уставился в шею офицера. Чистая высокая шея, точёный подбородок, красивый крупный рот — и чего этому бедняге так не повезло с глазами? Верхние пуговицы шинели расстёгнуты, виден крахмальный ворот белой сорочки, чёрный галстук и примечательный орден поверх галстука на чёрно-бело-красной ленте — Рыцарский крест за военные заслуги, с мечами. Награда редкая и уважаемая. Насколько Хайнцу было известно, её получали лишь из рук фюрера. Отчего-то смутившись, Хайнц опустил взгляд ещё ниже, на руки нового начальника. Зачем ему столько перстней? Целая ювелирная лавка.

Над обшлагом левого рукава шинели имелась нашивка — чёрный ромб, в нём белая руна — «Альгиц». Или «Лебен». Руна Жизни. Символ принадлежности к обществу «Наследие предков». Руна походила на христианский крест, только с загнутыми кверху концами поперечины. Она напоминала фигуру человека, в исступлённой мольбе протягивающего руки к небесам. Или фигуру сдающегося в плен.

От офицера пахло дорогим одеколоном, а ещё какими-то горькими травами, будто от деревенского знахаря. «Форсун, — неприязненно подумал Хайнц, глядя на золотое навершие его трости-жезла. — Ишь, вырядился, как рождественская ёлка. И где только Рыцарский крест умудрился получить? Шут гороховый».

Очкастый офицер вдруг издал тихий смешок и, наклонившись к Хайнцу, вполголоса произнёс:

— Заблуждаетесь.

Хайнц так и подпрыгнул. Его мгновенно прошиб холодный пот. Неужто он настолько рехнулся, что проговаривает вслух все свои мысли, да ещё прямо перед лицом высокого начальства?.. Хайнц чуть не сел на брусчатку, разом ослабевшие ноги отказывались держать его. Он в ужасе смотрел на оскорблённого им офицера, готовый хоть целовать чиновничьи хромовые сапоги, вымаливая прощение, так стало страшно, — но герр фон Штернберг лишь усмехнулся и направился к следующему по списку солдату.

Хайнца подташнивало от животного ужаса, колени подкашивались, и в единый миг припомнились все слышанные когда-либо истории про то, как рядовых, оскорбивших больших начальников, отправляли под трибунал. Всё происходящее вокруг слышалось будто сквозь вату.

Офицер в чёрном тем временем отдал папку услужливо подскочившему ротному и объявил солдатам:

— Завтра с каждым из вас я проведу индивидуальное собеседование. Запомните: вы можете говорить что угодно и как угодно — но не смейте мне лгать. Лжецов буду наказывать самым строжайшим образом. А теперь — все свободны до завтрашнего утра.

Никто из солдат не сдвинулся с места. Белобрысый офицер, не обращая на них более никакого внимания, поманил пальцем Фрибеля:

— Подойдите-ка сюда, шарфюрер.

Фрибель подошёл, глаза у него совсем потухли. Особоуполномоченный что-то спросил, и Фрибель, мучительно запинаясь, долго говорил в ответ. Офицер покосился на шеренгу, махнул Фрибелю рукой — мол, свободен — и поманил к себе прохлаждавшегося в сторонке штурмбанфюрера. Тот сразу скис и приплёлся с таким видом, будто ожидал побоев. Долговязый офицер, склонившись, навис над ним, сложив руки за спиной:

— Милостивый мой государь, вы хоть сами-то знаете, что вы мне подсунули?..

Дальнейшего Хайнц не слышал. Фрибель по приказу ротного в спешном порядке увёл своих солдат. Уже у казармы, обогнав колонну, к нему привязался Хафнер:

— Шарфюрер, разрешите обратиться?..

Фрибель тяжело шевельнул челюстью. Хафнер понизил голос:

— А рядовой Радемахер назвал оберштурмбанфюрера говном…

И Фрибель, всегда благосклонно принимавший подобные секретные донесения, ни за что не упустивший бы возможности устроить несдержанному на язык Радемахеру большую нахлобучку, Фрибель, считавший стукачей своей второй парой ушей, неожиданно рявкнул:

— А ну пошёл вон!!!