Мексиканская готика - Сильвия Морено-Гарсия Страница 11

Парень кивнул:

– Знаю, каково это. Вирджиль – наследник семьи, сияющая надежда Дойлов, а я…

– Вы завидуете ему?

Фрэнсис был очень худой, лицо – гипсовая маска святого, преследуемого своим мученичеством. Темные круги под глазами наводили на мысль, что он болен. А Вирджиль Дойл… тот был словно вырезан из мрамора. От него исходила сила, в то время как от Фрэнсиса – слабость. И черты лица Вирджиля – брови, скулы, полные губы – были намного привлекательнее.

Нельзя осуждать парня, если он мечтает быть похожим на красивого родственника.

– Да, завидую. Но завидую не его легкости в общении и тем более не его внешности и положению, я завидую его возможности путешествовать. Самое дальнее место, где я побывал, – Эль-Триунфо. Вот и все. А он попутешествовал. Недолго, всегда быстро возвращался, но все равно это хоть какая-то передышка. – В словах Фрэнсиса не слышалось горечи, только усталое смирение. – Когда мой отец был жив, он возил меня в город, и я смотрел на железнодорожную станцию. Я пытался запомнить расписание…

Ноэми поправила ребозо, пытаясь найти тепло в его складках, но на кладбище было сыро и оттого еще холоднее. Она могла поклясться, что температура за это время упала на пару градусов. Девушка поежилась, и Фрэнсис это заметил.

– Я дурак, – сказал он, снимая свитер. – Вот, наденьте.

– Все в порядке. Правда. Не могу дать вам замерзнуть из-за меня. Может, если пойдем назад, будет лучше?

– Ну, хорошо, но, пожалуйста, наденьте. Клянусь, я не замерзну.

Ноэми надела свитер и закрутила ребозо вокруг головы. Она думала, что Фрэнсис пойдет быстрее, чтобы согреться, но он не спешил домой. Скорее всего, он привык к туману и прохладе.

– Вчера вы спросили о серебряных предметах в доме. Вы были правы, это серебро из нашей шахты, – сказал он.

– Ее уже давно закрыли, верно?

Закрыли – она знала это. Вот почему ее отец не особо был рад свадьбе. Вирджиль был незнакомцем, а может, и охотником за приданым. Ноэми подозревала, что отец позволил Каталине выйти за него, потому что чувствовал вину за то, что прогнал ее предыдущего ухажера: Каталина и правда любила того парня.

– Это произошло во время революции. Тогда произошло много всего, одно привело к другому, и работа прекратилась. Год, когда родился Вирджиль, тысяча девятьсот пятнадцатый, стал концом. Шахты затопило.

– Тогда ему тридцать пять, – подсчитала Ноэми. – А вы намного младше.

– На десять лет, – кивнул Фрэнсис. – Разница достаточно большая, но все равно в детстве он был моим единственным другом.

– Но вы же должны были ходить в школу?

– Нас обучали в Доме-на-Горе.

Ноэми пыталась представить дом, наполненный смехом, пыталась представить детей, играющих в прятки, с волчком или мячом. Но не смогла. Дом бы такого не позволил. Он бы потребовал, чтобы дети сразу стали взрослыми.

– Можно задать вопрос? – спросила девушка, пока они обходили каретный сарай. Дом-на-Горе был хорошо виден – стена тумана расступилась. – Откуда у вас такое помешательство на тишине во время ужина?

– Дядя Говард очень стар и слаб и очень чувствителен к шуму. А в этом доме звук легко разносится.

– Даже до его комнаты наверху? Он не может слышать разговоры в столовой.

– Звук разносится, – с серьезным видом сказал Фрэнсис, не отрывая взгляда от старого дома. – В любом случае это его дом, и он устанавливает правила.

– И вы их не нарушаете.

Фрэнсис взглянул на нее немного растерянно, видно, ему и в голову такое никогда не приходило – нарушать. Ноэми была уверена, что этот парень никогда не пил много, не задерживался допоздна, не высказывал неправильное мнение в кругу семьи. А, ну да, он же никуда не выбирался из этого дома…

– Нет, – запоздало ответил он, и в его голосе снова послышалось смирение.

Когда они зашли на кухню, Ноэми сняла свитер и протянула ему. В кухне была одна служанка, та, что помоложе, – она сидела у плиты. Занятая работой, женщина не подняла на них взгляд.

– Оставьте себе, – вежливо предложил Фрэнсис.

– Но я не могу красть вашу одежду.

– У меня есть другие свитера.

– Спасибо, – кивнула девушка.

Парень улыбнулся.

В кухню зашла Флоренс, одетая в платье темно-зеленого цвета; она строго посмотрела на Фрэнсиса и Ноэми, словно они маленькие дети, пытающиеся стащить запретную коробку конфет.

– Пойдемте со мной на обед, – сказала она.

В этот раз за столом они были только втроем. Старик не появился, как и Вирджиль. С обедом справились быстро, и Ноэми вернулась в свою комнату.

Позже ей принесли поднос с ужином, и она сделала вывод, что совместный ужин в столовой – только для первого вечера, да и обед в компании Фрэнсиса и его матери, скорее всего, был исключением. Вместе с подносом ей принесли масляную лампу, которую она поставила у кровати. Не зная, чем себя занять, попыталась почитать книгу «Ведьмовство, оракулы и магия народа азанде» ^[13], которую привезла с собой, но постоянно отвлекалась. Здесь и правда хорошая слышимость, подумала она, сосредоточившись на скрипе половиц.

Ее взгляд привлекло небольшое пятно плесени на обоях в углу. Она вспомнила про зеленые обои, так любимые жителями Викторианской эпохи. В этих обоях содержался мышьяк. Так называемая парижская, или шеелева, зелень. Разве не было в одной прочитанной ею книге что-то о микроскопическом грибке, который мог действовать на краску и вызывать пары, вредные для людей?

Грибок пожирал глину на стене, вызывая невидимые химические реакции. Она не могла вспомнить название смертоносного грибка – на кончике языка вертелось латинское слово brevicaule, но brevicaule – это, кажется, кактус… Ее дедушка был химиком, а бизнес отца состоял в производстве пигментов и красок, поэтому Ноэми знала, что нужно смешать сульфид цинка и сульфат бария, чтобы получить литопон… о господи, зачем нужна эта информация?

Хотя нет, обои не были зелеными. Даже близко не были. Скорее блекло-розовые, цвета увядших роз, да еще и с уродливыми желтыми одуванчиками. На обоях были медальоны или круги – если присмотреться, можно подумать, что это венки. Возможно, она предпочла бы зеленые обои…

Когда девушка закрыла глаза, желтые круги затанцевали, словно вспышки цвета на черном.