Архонт - Дмитрий Видинеев Страница 9

Он повернулся на месте, осматривая комнату. Вид у него был рассеянный, но Агата подумала, что рассеянность эта – притворство. Как бы невзначай, он приспустил трусы и принялся чесать пах.

– Уйди! – задыхаясь от смущения и злости, выкрикнула Агата. – Уйди из комнаты!

– Да ты что? Ты что, доча? – с недоумением он захлопал глазами. – Я что, чем-то напугал тебя?

– Уйди!

– Да ты не бойся, я же твой папка! Я не обижу тебя!

– Пожалуйста, Колюня, уйди!

– Ладно, ладно, ухожу, – обиженно сказал он. – Не понимаю, и чего ты так испугалась?

Когда Колюня вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь, Агату затрясло. На глаза навернулись слёзы. Ей было страшно. Она слышала, как отчим громыхает на кухне посудой, слышала его обиженный голос: «А что я такого сделал? Просто зашёл. Поговорить хотел. А она испугалась чего-то…»

Матери Агата ничего не рассказала – всё равно не поверит и как обычно отмахнётся. Да и какие подобрать слова, чтобы рассказать такое? Оставалось надеяться, что Колюня сам прошлым вечером испугался её реакции. А если он всё же надумает ещё раз приспустить перед ней трусы, она будет орать во всю глотку, пока всех соседей не переполошит.

Тем же днём Агата вытащила из-под ванной деревянный ящик с различным металлическим хламом, отыскала ржавую щеколду, почистила её и прикрепила к двери. Хоть какая-то защита. Отвёртку, которой заворачивала шурупы, положила под подушку. Хоть какое-то оружие.

Вечером на большом листе ватмана Агата нарисовала Тиранозавра. Вот просто невыносимо захотелось нарисовать именно доисторического монстра, который однажды сильно впечатлил её в фильме «Парк Юрского периода». В ход пошли краски, фломастеры, чёрная тушь. Древнее чудовище вышло впечатляющим. Огромные зубы, когти, злобные глаза. Передние лапы получились больше, чем положено, но это ничего, так даже лучше. На фоне Тиранозавра Агата нарисовала горы, за острыми гребнями которых алел закат.

Рисунок Агата прикрепила кнопками к стене.

– Теперь ты мой друг, – сказала она Тиранозавру. – Будешь защищать меня?

Сказала и вздохнула с сожалением: вот до чего дошла, вслух просит защиты у нарисованного монстра. Глупо и печально.

Колюню с работы уволили. Попался на глаза начальству, когда перекидывал через забор коробку с одноразовой посудой. Не по статье уволили, пожалели. Теперь он целыми днями торчал дома. Новую работу искать не пытался. «Ничего, Колюнечка, ничего, – говорила мать. – Отдохни пока. Я неплохо зарабатываю, бедствовать не будем».

Он больше не был прежним весельчаком. Рубаха-парень – сгинул. Агата постоянно натыкалась на его голодный взгляд. Именно голодный. Он смотрел на неё как хищник на жертву. И порой даже облизывался. А ещё Агате даже в школе, на улице, в автобусе мерещился специфичный запах алкоголя. Запах, который потом всегда у неё будет ассоциироваться с Колюней.

Когда матери не было дома, и Агата выходила из комнаты в туалет или на кухню, отчим появлялся тут же.

– А может, вместе чайку попьём? – предлагал он заискивающе. – По-семейному, а? Или просто поговорим? Не хочешь? Жаль. Ты такая пухленькая. Моя сестрёнка тоже была пухленькая. Я тебе не рассказывал? Хочешь, расскажу?

Как правило, на все его слова Агата отвечала молчанием. Однажды он не сдержался, прижал её к стене и, выдыхая ей в лицо перегаром, принялся судорожно тискать её за грудь.

– Ты как моя сестрёнка! Пухленькая! Совсем как моя сестрёночка!..

Агата кричала, отпихивая его. Он попытался зажать ей рот ладонью, но она изловчилась и вцепилась в ладонь зубами.

Отчим злобно зашипел, отпрянул. Агата оцепенела от страха, крик застрял в горле. Она и представить не могла, что у человека может быть такое уродливое лицо. Словно прятавшееся внутри Колюни чудовище, проявилось, сбросило маску.

Сунув укушенную ладонь подмышку, он смерил Агату мрачным взглядом.

– И что? Я ничего плохого не сделал. Я к тебе со всей душой, а ты кусаться? Вот я матери твоей всё расскажу! Не хотел бы рассказывать, но, видимо, придётся.

Его глаза забегали, как у сумасшедшего. Он сгорбился и побрёл на кухню.

– Видимо придётся рассказать…

Агата опомнилась, бросилась к себе в комнату, закрыла дверь на щеколду. «Вот я твоей матери всё расскажу!» – звучал в голове голос Колюни. К страху добавилась жуткая обида. На глаза навернулись слёзы, но Агата поглядела на Тиранозавра и заставила себя не плакать. Почти час она стояла, прислонившись спиной к двери. Из кухни доносилось бормотание отчима: «…Я ведь к ней со всей душой… Что с ней не так, а?.. Не нужно, не нужно мне быть таким добрым… Все моей добротой пользуются и злом отвечают…»

Агата свернулась на кровати калачиком, закрыла глаза и представила, как Тиранозавр раздирает Колюню на части. Яркая картинка нарисовалась в голове, реалистичная. В воображении отчим верещал от ужаса и боли.

Время перевалило за полночь. Агата провалилась в тяжёлый сон. Проснулась в холодном поту. Снова заснула. Так и прошла ночь.

А утром, когда мать вернулась со смены, Агата вскочила с кровати, выбежала из комнаты и выпалила на одном дыхании:

– Он облапал меня! Твой Колюня меня вчера облапал! Он извращенец, я его ненавижу, ненавижу!..

– Что ты такое несёшь? – опешила мать.

– Он вчера прижал меня к стенке!.. Схватил за грудь!.. Не в первый раз!..

Лицо матери покрылось алыми пятнами. Задыхаясь от гнева, она влепила дочери пощёчину.

– Заткнись, заткнись, мелкая дрянь! – Зинаида Петровна топнула ногой. Её голос был истеричный, визгливый: – Ещё такое услышу, удавлю собственными руками! Ты всегда его ненавидела!

Прижав ладонь к пылающей щеке, Агата попятилась. Обида, которую она испытывала вчера вечером, казалось пустяком, в сравнении с той тяжёлой обидой, что чувствовала теперь. То, как поступила мать – это предательство! Такое не прощают!

В коридор вывалился похмельный отчим. Зинаида Петровна, так и не разув один сапог, бросилась к нему, обхватила, крепко прижала к себе.

– Колюнечка, что она такое говорит, а? Колюня, Колюнечка!..

– Ну-ну, – погладил он её по голове. – Не сердись на неё. К ней вчера вечером какой-то мальчик заходил и они, кажется, поругались. А потом с ней истерика случилась. Я пытался её успокоить, а она меня за руку укусила. Не ругай, Агатку. Это всё возраст переходный. Со мной тоже так было. Любовь первая и всё такое…

Агату затрясло. Она всем сердцем желала, чтобы и Колюня и мать сдохли. От переизбытка чувств даже затошнило.

– Ненавижу вас! – процедила она, после чего зашла в свою комнату и громко хлопнула дверью.

– Мелкая дрянь! – крикнула мать и зарыдала.

– Не сердись на неё, не сердись, – ласково повторял Колюня.